Становится так страшно, так жутко!

В первую очередь, от собственной беззащитности. 

Я внезапно отчетливо понимаю, что совсем одна, что никто обо мне не будет переживать, беспокоиться. Родных не осталось. Работа и дом – вот все, что у меня есть! Даже друзей не нажила как-то. Всегда была тихая, скромная, хорошо и много училась. Последние годы провела у постели бабушки. Ради того, чтоб ее поддержать, и в мед пошла! Слишком дефицитные сейчас лекарства. Да что говорить, обычных бинтов не хватало! Иголок! Шприцов! 
Я думала только об облегчении боли для родного человека, работала, училась, выживала. 

И вот теперь я совсем одна. Господи, да у меня даже парня нет! Из знакомых только Веник! 

Веник! 

Я бросаюсь к телефону, но трубку так и не снимаю. 

Он не поможет. 

Сын интеллигентнейших родителей, умный и спокойный, Веник всегда был не от мира сего немного, как и многие гении. И перебивался случайными заработками. Как и многие никому сейчас не нужные гении. Я не сомневаюсь, что он решит помочь. 

И, возможно, приедет сюда, ко не, чтоб завтра встретить этих людей. 

И я прекрасно знаю, чем такая встреча закончится. 

Нет, подставлять Веника я не могу. 

Но что же делать? Что? 

Из головы не выходит Олег. 

Это ведь он! 

Внезапное озарение отдает еще большим холодом. 

Конечно, он!

Он, наверно, с ними заодно! Разведчик! Выведал, где живу, что совсем одна, и прислал этих…

На душе, кроме страха, становится невероятно противно. 

Я вспоминаю его взгляд, такой тяжелый, такой пугающий… Такой внимательный. Как он смотрел на меня сегодня на кладбище… И потом, в машине. Как я обманывалась! Какая я дура!

Эти мысли не добавляют ясности в сознание, и, сделав еще несколько бесцельных кругов, я валюсь без сил обратно на диванчик. Он ужасно неудобный, кожаный, с высокой массивной спинкой с полочкой наверху и жесткими деревянными, тоже обитыми кожей подлокотниками. Но я к нему так привыкла. Я столько ночей на нем провела, когда бабушка болела. 

И теперь меня моментально морит. Сказывается усталость за смену, недосып, нервы. 

Я решаю, что утром просто не открою дверь этим мерзавцам. А, если будут ломиться, сразу вызову милицию. Должны же они среагировать? А еще я решаю позвонить на станцию и попросить, чтоб за мной заехал водитель на машине скорой. И вообще, вполне можно договориться, чтоб какое-то время меня привозили и увозили… Я думаю о том, что коллеги вполне могут меня поддержать, если все рассказать. И, таким образом, удастся оттянуть время немного. А потом… Ну, мало ли, что потом может произойти? Может, все же милиция… Должна же быть на них какая-то управа? 
С этими мыслями я засыпаю.

Только для того, чтоб утром опять проснуться от резкого дверного звонка. 

7. 7. Примерно двадцать лет назад.

Резкий звонок будит, опять теряю понимание, сплю я или уже нет, подпрыгиваю. Вчерашнее вечернее происшествие кажется теперь сном. Кошмаром. Словно насмотрелась, скажем, «Человек и закон» или Доренко перед сном… Опять звонят. 

Вздрагиваю, сердце бьется заполошно. 

Тихонько, на цыпочках, подкрадываюсь к двери, смотрю в глазок. И каменею. 

Они. Двое. Те, что приходили. 

В ужасе закрываю рот ладонью, чтоб ни звука, ни всхлипа. Замираю, боясь пошевелиться. Паркет старый и скрипит. И дверь не сказать, чтоб надежная. Обычная деревянная. 

Сюда добралась беззвучно, а вот что теперь делать? Они просто так не уйдут же… Или уйдут? 

Но следующий длительный звонок и потом стук в дверь лишают меня иллюзий. 

Не уйдут. 

- Эй, коза, открывай давай! – голос высокого. Грубый и веселый.