Таддеуш Шолто постучал в дверь. Почти сразу послышалось недовольное ворчание, скрежет и звон ключей. Дверь открыл слуга Бартоломью Шолто – низкорослый коренастый человек с фонарём в руках.

Провожать к хозяину дома нас вышла экономка[4]. Пожилая женщина была сильно взволнована.

– Сегодня хозяин ни разу меня не позвал, – зачастила она. – И на стук он не реагировал. Раньше такого не случалось. Он, конечно, любит одиночество, но никогда не проводил в кабинете столько времени. Я не знала, что и думать, в голову лезли всякие мысли… А полчаса назад я снова поднялась к нему и позволила себе заглянуть в замочную скважину. Боже мой! У мистера Бартоломью такое лицо… Оно… Я не знаю, как его описать. Вы сами должны это увидеть. Поднимитесь туда, господа, прошу вас! А мы с мисс Морстен подождём вас здесь.

Первым, вооружившись лампой, по лестнице поднимался Холмс. Несколько раз он доставал лупу и пристально разглядывал пятна на ковровой дорожке. Его сосредоточенный взгляд скользил по сторонам, выхватывая на пути каждую мелочь.

Возле кабинета мистера Бартоломью Холмс дёрнул ручку. Дверь была заперта. Тогда он поднёс лампу к замочной скважине и посмотрел в узкую щёлку. Не прошло и пяти секунд, как Шерлок Холмс резко отскочил назад.

– Чертовщина какая-то! – воскликнул он.

– Что случилось?

– Посмотрите сами.

Чувствуя, что произошло что-то нехорошее, я прильнул к замочной скважине. Комната была наполнена лунным сиянием. И вдруг взгляд наткнулся на лицо… Бартоломью Шолто. В серебристом свете луны это лицо показалось мне страшным и безжизненным. С застывшей зловещей улыбкой на губах оно напоминало маску. От сильного испуга меня прошиб пот.



Я отскочил от двери. Но бледное лицо брата-близнеца Таддеуша Шолто всё ещё стояло у меня перед глазами.

Когда мы с Холмсом вышибли дверь и оказались внутри кабинета, я начал осматриваться.

Удивительно, но кабинет Бартоломью Шолто больше всего напоминал лабораторию. На полках выстроились в ряды пузырьки и бутылочки разных размеров. Стол был заставлен горелками, всевозможными пробирками, колбами и стеклянными сосудами. На полу я заметил корзины с большими бутылями, в которых обычно держат кислоту. В дальнем углу в самый потолок упиралась стремянка.

А в потолке имелось внушительное отверстие – в него запросто мог пролезть человек. Возле стремянки лежал моток верёвки.



Хозяин кабинета, улыбаясь той самой зловещей улыбкой, сидел в кресле. Он был мёртв. Странно, но ноги и руки несчастного были неестественно выгнуты. Скользнув взглядом по столу, я увидел тонкую трость с привязанным к ней каменным наконечником в форме молотка. Рядом белел блокнотный лист. Прочитав надпись, Шерлок Холмс протянул его мне.

– «Знак четырёх», – прочитал я вслух, холодея от ужаса. – Как это понимать?

– Здесь произошло убийство, Ватсон! – проговорил Холмс, склонившись над Бартоломью Шолто.

Некоторое время он рассматривал лицо мистера Шолто, то отдаляя, то приближая к нему лампу. Но вдруг Холмс выпрямился и проговорил:

– Смотрите, Ватсон, в кожу над ухом воткнут шип.

Приглядевшись, я заметил длинный тонкий шип.

– Как будто шип от какого-то растения, – предположил я. – Мне можно его вытащить?



– Можно. Только действуйте предельно осторожно. Шип отравлен.



Вынув шип, я обратил внимание, что на коже Бартоломью Шолто не осталось почти никакого следа – лишь едва заметное тёмное пятнышко.

Пока мы вполголоса переговаривались с Холмсом, Таддеуш Шолто продолжал стоять на пороге. Он был настолько шокирован увиденным, что никак не мог поверить собственным глазам. Он заламывал руки, кусал губы и издавал тихие стоны. Но вдруг наш спутник подался вперёд, и из его груди вырвался истошный вопль: