Я молча пожал плечами, никак не удавалось забыть странное волнение, охватившее меня, когда я читал стихи. И я тогда буквально чувствовал эмоции слушающих меня актеров.

Во время разговора с мамой я вдруг вспомнил позабытую встречу с финской девушкой Тууликки которой в прошлой жизни читал стихотворение Брюсова. После чего её мать, саамская ворожея, назвала меня колдуном, забравшим сердце дочери.

Так получилось, что в той жизни мне не приходилось больше кому-то читать стихи кроме жены. Но почему-то от Люды не исходило такой эмоциональной отдачи, какая была сегодня. Может, в той жизни я просто не заметил второго подарка судьбы и именно поэтому меня отправили на третий круг Сансары.

Мама, удовлетворенная тем, что еще ничего не решено, ушла смотреть телевизор. А Пашка слушавший наш разговор со смехом заметил:

– Ну, Сашкец, ты меня классно подловил. Я ведь и вправду подумал, что тебя взяли на главную роль. Хотел уже завтра похвастаться в группе, какой у меня крутой брат. Плохо, придется хвастовство отложить, а то я надеялся к Жанке Михайловой подкатить, она у нас любительница всяких ансамблей «Кантеле», да классической музыки и уговорить её на поход в театр, посмотреть на тебя. Она девушка любопытная. А потом, к ней в общагу на чай напроситься.

Следующим днем в коридоре дома радио мне навстречу попался Колька Воронин. Обычно он ходил с гордо поднятой головой, выставляя свой вороний, или лучше сказать, индейский профиль. Но сейчас в его движениях чувствовалась некая растерянность.

Увидев меня, он явно обрадовался.

– Сашка, привет, слушай, мне надо с тобой срочно посоветоваться.

– Коля, что-то случилось, у тебя вид какой-то болезненный?

– Саша, ты эфир заканчиваешь раньше меня, подожди минут двадцать, пожалуйста, пока у нас запись закончится.

– Лады, подожду, – согласился я и потопал в студию.

Отработав утренние новости, я глянул на часы, минут тридцать нужно было подождать Воронина и, я решил выпить чашечку кофе в буфете.

Когда я заканчивал второй бутерброд с сыром, в дверь торопливо зашел Коля.

Сев ко мне за столик он вытащил из кармана двойной тетрадный листок, исписанный каллиграфическим почерком.

– На, почитай, – Колька передал мне в руки эти листки.

Письмо, а это было письмо, начиналось следующими словами:

Здравствуй, Коля, давно собиралась тебе написать, но все не могла решиться. Сегодня собралась с духом, и, как видишь, пишу. Я знаю, что ты был ко мне неравнодушен все десять лет нашей учебы в школе. К сожалению, ты был очень нерешительным мальчиком, и я зря ждала от тебя инициативы. Самую большую обиду ты нанес мне, когда в десятом классе написал записку с просьбой о встрече. По почерку я сразу догадалась, кто её автор. Я так ждала этой встречи. Но вы, жестокие мальчишки, решили посмеяться надо мной. Я так плакала, когда пришла домой. Но мама мне сказала, что я должна быть гордой и не показывать никому свою обиду.

Наверно поэтому на следующий год после школы, я вышла замуж за Арво и уехала с ним в Таллин.

К сожалению, ничего хорошего из этого брака не вышло, оказалось, что мы с ним совершенно чужие люди. В прошлом году я развелась и хочу уехать из Эстонии.

Коля, я знаю, что ты до сих пор один, у тебя никого нет, мне Света Шитикова регулярно пишет обо всех одноклассниках. Я бы очень хотела начать новую жизнь с тобой. Мы оба одиноки, нравились друг другу, давай попробуем, может у нас все получиться.

Дальше письмо я читать не стал, потому, что вспомнил, как это было тогда.

Действительно в первой жизни, Коля получил это письмо и так же подходил ко мне с вопросом, что делать?