Там договорились с «администрацией», нам выделили местечко неподалёку от амбара, в котором торговали армяне – самый раз для наблюдения. Заплатили сколько положено и пошли ставить лубяной шалаш. Основная розничная торговля как раз велась в подобных шалашиках. Это вам не Гостиный двор с его рядами!

Возиться было лень, я поманил двух пацанов, слонявшихся по ярмарке.

— Эй, христиане, заработать желаете?

— А то! — подбоченившись, изрёк старший из них.

— Идите сюда. Разговор есть.

— Идём, — пацан с деловым видом сплюнул и подошёл.

Я объяснил, в чём будет заключаться задание.

— Сколько дашь, дядя?

— По две копейки на брата.

— Мало. Давай четыре!

— Бог подаст! Три.

— Эх, пропадай моя телега! Три так три! Идёт.

— По рукам?

— По рукам.

Через час они соорудили «торговый павильон». Я дотошно проинспектировал качество работы и, не найдя к чему придраться, расплатился. Довольные пацаны помчались тратить заработанные капиталы, а мы с Иваном стали развешивать и раскладывать товар.

Было интересно, как тут обстоит с рэкетом, и он не заставил себя долго ждать. Сначала в шалашик заявился смуглый мужичонка с нахальной физиономией и драным ухом. Покрутившись, он быстро исчез, а потом вернулся в компании здоровяка с толстыми красными щеками и вместительным пузом.

Я сразу догадался, что это не потенциальные покупатели и потому велел Ивану быть наготове. Прикрытия у нас не было, мы действовали на свой страх и риск.

Драное ухо начал разговор издалека, то есть с погоды.

Я кивнул, соглашаясь с очевидным фактом, что жара может простоять не день и не два, и что дождик не помешает. Мужичонка посчитал кивок признаком бесхребетности и яростно закачал права.

В наши планы не входило портить отношения с местным криминалом ярмарочного разлива, интересовала птица пожирнее, поэтому я сразу проявил полное понимание и согласился внести небольшую сумму на общественные нужды. Пузан при этом выглядел разочарованным. У него явно чесались кулаки, а возможность продемонстрировать бойцовские качества не представилась.

Иван тоже не испытывал восторга от моего подхалимажа и лизоблюдства. Ему, прирождённому дворянину, было трудно сдержать в себе гнев, и я мысленно обрадовался, что принял правильное решение назначить себя купцом, а то бы мой предок наворотил делов. Ваня не был знаком с теневой стороной бизнеса, всё же сказывалось чисто дворянское воспитание и образ жизни, ну а нам, испытавшим на своей шкуре, что такое девяностые и начало двухтысячных, подобное было не в диковинку.

— Ты чего это с ним так? — зашипел он мне в спину, когда делегация рэкетиров удалилась.

— А что, по-твоему, я должен был делать?

— По сопатке козлу рваному насовать. И дружку его тоже! Нахалюги!

— По сопатке, говоришь. Обоим. Угу, здорово ты придумал! А ночью нам шалаш бы пожгли, а самих на ремни порезали. Во всяком случае, попытались бы… Лучше помни о задании. Мы здесь не для того, чтобы устраивать разборки с местной мафией.

— С кем?

— С бандитами ярморочными.

— Так бы и сказал!

Решив эти проблемы, приступили к главному — наблюдению за «объектом». Покупатели к нам заглядывали редко и хлопот не доставляли. Выяснилось, что днём в амбаре находятся двое: хозяин (мужчина лет пятидесяти, физически крепкий и по-восточному горячий. Слышал я, как он доказывал преимущества своего товара одному нижегородскому купчику — крику и ору было, мама не горюй) и его помощник (двухметровый волосатый детинушка, обликом смахивавший на гориллу). Парочка смотрелась колоритно и пользовалась уважением на ярмарке. Никто в их сторону даже косо не смотрел. Само собой, торговля без конфликтов не бывает: то кто-то покупателей увёл, то партию перекупил или сбил ценник, но армянам непостижимым образом удавалось избегать этих неизбежных, казалось бы, рыночных перепитий.