С инородцами, пускай и одной православной веры, всегда деликатно раскланивались, называли по имени отчеству, зазывали откушать в трактир или домой. Идиллия и только.

Я по прежней жизни частенько сталкивался с армянами и всегда относился к ним с симпатией. Тем более, было за что. Очень порядочные, верные слову (обещал — сделал), жизнерадостные, умеющие работать и отдыхать, понимающие толк в хорошей еде и выпивке, душа любой компании… Можно сказать много добрых слов и при этом не раскрыть сотой части колорита этих людей. И я рад, что они нашли любовь и уважение на моей земле.

Даже громила-помощник армянского купца был рубахой-парнем. В нём не чаяли души приказчики из соседских лавок, разбитные торговки и мальчишки, постоянно тёршиеся на ярмарке.

Чем больше я наблюдал за этими двумя торговцами, тем сильнее переживал за них, надеясь в душе, что никакого нападения не состоится. Живут себе люди, торгуют, никому не мешают — чего их трогать?

Вечером армяне уходили на ночёвку: они снимали «фатеру» в центральной части города, неподалёку от ярмарки. В амбар приходила охрана: суровые, тёртые мужики со свирепыми физиономиями. Охрана была вооружённой: имелись пищали времён стрелецкого бунта, дубинки и кистени. Шутки с этими мордоворотами шутить не стоило: при желании и морду набить могли, и грохнуть втихаря, а потом прикопать в лесочке. За ними не заржавеет. В общем, публика бывалая, скорая на расправу и готовая в любой момент дать отпор обидчику.

— Понятно, — глядя на них, решил Иван. — Если и будут амбар брать, то только днём. Сапежский, может и идиот, но не настолько.

Я подтвердил его выводы. Штурмовать амбар ночью при такой охране — гиблое дело. Хотя дневной грабёж тоже выглядел чем-то из области фантастики. Тут тебе и солдатская гауптвахта неподалёку, и полиция, да и народу на ярмарке всегда с избытком. Не все побегут прочь, кто-то и на помощь ринется.

— Сдаётся мне, без хитрости Сапежскому будет не обойтись, — вслух высказал Иван мои мысли.

— А был ли мальчик? — предположил я. — Ну в смысле: насколько мы можем верить сведениям воеводы? Вдруг он нас таким образом от убийства настоятеля отвлекает?

— А зачем ему это делать? — удивился Иван.

— Ну… мало ли. В порядке паранойи. Мы ж с тобой сыщики — нам во всём сомневаться нужно и проверять.

— Вот мы и проверим, — расставил точки над «ё», а вернее над «i», ибо в здешней письменности использовалась эта буква, Иван.

В том, что Сапежский не фантом и не плод воспалённого воображения Фёдора Прокопича, мы убедились. Тема вконец обнаглевшего шляхтича часто обсуждалась ярмарочными обывателями. Все единодушно горевали, что никто не даст укорот его бандитам и переживали, что у воеводы слишком короткие руки, чтобы дотянуться до местного «Фантомаса». А насолить тот успел многим. Кто-то столкнулся с его людьми на узкой дорожке, кто-то исправно платил дань… обиженных хватало.

Кстати, народная молва, как и Фёдор Прокопич, приписывала убийство настоятеля Сапежскому. Никто об этом вслух не кричал, но подобные разговоры были. Да — слухи, да — непроверенная информация, но её нельзя игнорировать. С нас же потом и спросят.

Обыватель, что младенец, часто глаголет истину, однако брать за жабры Сапежского без веских улик нельзя. Фон Белов не простит промаха. Другое дело, если мы прихватим подельников этого зловредного шляхтича на горячем. Тут нам и карты в руки.

Пока воевода играл честно. Ниточка выглядела многообещающей, а я бурчал скорее из природного скептицизма.

Два дня сидения на ярмарке прошли без особых событий. Мы, сами не понимая как, умудрились толкнуть часть товара и получили с наших хилых оборотов некоторые барыши. То есть торговля нежданно-негаданно пошла в прибыль. Я в шутку предложил Ивану сменить профессию.