В довершение всего он был пацифистом. Привидения, по замыслу, его донимали, но он запретил мне их уничтожать. Только отпугивай, знаешь ли, пояснил он мне в первый же раз, просто отпугивай. Постарайся им втолковать. Как и что я мог втолковать призраку, его не интересовало. Он никого не хотел убивать, нет-нет. У него были принципы, принципы тоже были наследственные. Наследственная квартира, наследственный парадный чайный сервиз, наследственные серебряные ложки, наследственные проблемы с печенью! Даже пристрастие к мальчишкам не было у него благоприобретенным.

Один такой миньон вошёл сейчас в комнату с круглым серебряным подносом в руках. Поднос был заставлен графинами, стаканами, наполненным сластями серебром. Мальчик, похожий на красивую девочку – а может, это была девочка, похожая на красивого мальчика, – движением головы откинул со лба густые спутанные волосы и улыбнулся. Клиент ожил. Он подскочил, сам принял поднос, отнёс его на стол, вернулся и ласково ухватил андрогина за ухо, заставляя того повернуться в профиль.

– Кукла! – восхищённо восклицал он. – Антиной! Смотри, Разноглазый, как на медалях Адриана!

Половина Города была помешана на андрогинах и медалях. Один буйнопомешанный пижон даже водил меня в Эрмитаж чем-то таким любоваться.

– Душка, пусти, – сказал Антиной. – Не можешь без конфуза.

– Ты рот-то закрой, – сказал я. – Медали не разговаривают.

Мальчишка надулся и замолчал. Его старший друг взглянул на меня быстро, смущённо, с упреком, с уважением. Грубость была дурным тоном, дурной тон был почти преступлением – иногда они в этом нуждались. Кто-то один должен быть грубым, чтобы на его фоне кто-то другой ценил свою вежливость.

– Хочешь выпить, дорогой?

– Нет, у меня ещё клиенты. Кстати, о бизнесе: вам самому никогда не хотелось там побывать?

«Там» я подчеркнул примерно той же интонацией, которой он подчёркивал «их», хотя говорили мы о разном. Но он понял и всплеснул руками.

– Боже сохрани! Я никогда не понимал, как у людей хватает безрассудства соваться к… – он запнулся, – ездить за реку. Так рисковать, подумай только! И ради чего?

– Что там вообще такое? – лениво спросил андрогин. Он залез с ногами на кровать и лениво катался по ней, сминая шёлк многочисленных тряпок уверенными движениями красивого гибкого тела. Шёлк мерцал и струился.

– Как что? – сказал я, вставая и отдергивая штору, чтобы посмотреть, как ткань и его волосы вспыхнут в луче слабого солнца. – Волки и медведи.

Владелец экстремального туризма окончательно смутился.

– Ну, ну, мальчики, – расстроенно забормотал он, – полно! – Он улыбнулся мне. – Кстати, о клиентах. Что если бы ты как-нибудь – так, совершенно между прочим – поделился с доктором своими опасениями?

Его доктор, гроза пациентов, сам меня боялся. Кого, как не врачей, привидения посещают с наибольшей охотой? Среди моих клиентов он был самым терпеливым, беспрекословным, аккуратным в оплате. Хотя нет, платили все очень аккуратно. Это тоже было наследственным принципом.

– О вашей печени?

– Ну да. Ты бы сказал, что мне действительно нужен отдых…

– Я в Павловск не поеду, – заявил андрогин. – Там скука смертная и клубы как в каменном веке. Сидят старики по углам и пускают бациллы. Я закрылся платком и отключился, а потом болел гриппом.

– С кем ты ездил в Павловск? – ревниво и беспокойно спросил мой клиент.

– Откуда тебе знать, какие в каменном веке были клубы? – спросил я.

Оба вопроса Антиной пропустил мимо красивых маленьких ушек.

– А пока я спал, – продолжал он, с задумчивой гримаской разглядывая сперва свои ногти, потом – узорчатый край покрывала, потом, положив на этот узор руку, опять ногти, – какой-то тип упал в камин. Его вытаскивали, а он хоть бы что, даже не проснулся. А я проболел две недели, лежал в постели и пил антибиотики.