Бетисса не покидала мои мысли. Я думала о ней днем и ночью. Уже без приливов гнева, а даже с любопытством.

Она меня знала. Знала хорошо и была готова к нашей встрече. Эта мысль посетила меня еще в таверне, но только спустя сутки в одиноком пути я начала подозревать, что возможно, это не я искала ее, а она выслеживала меня.

Я начала чаще оборачиваться, чаще останавливаться. Иногда возвращалась на пол лиги назад, чтобы проверить, нет ли чужих следов, но тщетно: за мной никто не шел, как и рядом, или впереди меня. Дрянная старуха довела меня до паранойи, и обе ночи мне снились одни и те же сны, будто я сплю, а проклятая Бетисса нависает сверху и бормочет свои заклятья.

Я не боялась ее. Хотя, может, зря? Может, и зря не боялась, но Кнарк не знал страха. Ее присутствие в моей голове крайне нервировало, но суеверным ужасом не терзало.

Вспоминая вечер в таверне, я никак не могла понять, как позволила так легко себя одурачить. Сначала не заметила, как она, тронув мою кружку, заколдовала ее какими-то чарами. Потом так просто поддалась на обман, прекрасно понимая, что старуха никуда не могла деться.

И все же… Ни один инстинкт Кнарка не сработал. Я не видела ее, не чувствовала и не додумалась, что дурман мог быть лишь на мне. Пока я спала в верхней комнате, Бетисса еще долгое время находилась прям подо мной. Все ответы, что я жажду, были в узкой каморке под лестницей.

Ничего, ведьма, я уверена, мы еще встретимся, и очень скоро. Ты можешь быть самой могущественной колдуньей во всем мире – это тебя не спасет. В следующий раз я буду готова. В следующий раз ты не проведешь меня. Ты расскажешь мне, с кем ты была на утесе. Кем был тот, кто сразил Кнарка. А в том, что Бетисса была с ним заодно, я точно уверена.

Пока я «мылась» в снегу, конь крайне подозрительно взирал на меня. Должно быть, он, как и большая Ролла, считает меня сумасшедшей.

– У меня и самой такая мысль мелькала. – сказала я лошади и протянула горсть сухих яблок.

Шершавый рот слизал угощение с ладони и благодарно фыркнул. Ты, хозяйка, мол можешь купаться в снегу, сколько душе угодно, но яблоками угощать не забывай.

Я улыбнулась вороному. У него была дерзкая, но благородная душа.

Снег очистил не только тело, рассеченное шрамами, но и не менее рассеченную душу.

Душа… Интересно, она у меня есть? Скорее всего, нет. Душа предполагала милосердие, но ничего подобного я к старухе не ощущала. Как и ко всему миру, ставшему мне возмутительно чужим.

Я прибыла в незнакомый город спустя еще три дня, но по изменению климата поняла, что нахожусь уже близко к границе Тарты. Ветреные холода сменились на сухую прохладу с частыми проталинами, а когда я выходила из города, снега в лесу уже и вовсе не было. Хвойный лес потихоньку превращался в голый, но лиственный.

Если в Кейлин-Горда всегда теплое лето, а в Юшене – зима, то в Тарте – вечная весна. Лишь месяц в году здесь бывает жарко, но все же не так, как в Эбисе с его ослепляющим солнцем и невыносимым зноем.

В минувшем городе я сняла просторную комнату с деревянной ванной, которую слуги доверху наполнили подогретой водой с жасминовой солью. От меня еще долго веяло цветочным ароматом после купания.

За один золотой в городе я получила все удобства, ужин, завтрак, новый паек в дорогу, лакомства для коня, легкий хлопковый плащ с большим капюшоном, небольшую карту Баата и кучу благодарностей.

Все простолюдины кланялись и называли меня «миледи», стоило им приметить блеск золота. В кожаном мешочке, между тем, осталось четыре монеты.