Нет слез, нет эмоций. Одна пустота. Как хорошо Генри уметь вырубать свою личность, когда идет перенагруз переживаний. Все бы отдала, чтобы тоже так уметь. Я не могу плакать: они услышат, придут и снова будут измываться и бить. Я должна выдержать, промолчать… и найти телефон.

20. Глава 20

Валерия

Дожидаюсь полной тишины, на всякий случай проверяю, не поперлась ли сестрица искать документы под окнами, но улица и двор по-прежнему пусты. Только снег вокруг и белые шапки, что укрыли вечно-зеленую пихту и можжевельник. Я высаживала их с любовью, еще до появления Валентины и ее дочурки-курки. Ох, была б моя воля, летели бы они отсюда далеко и стремительно, но отец не позволит… Сжимаю кулаки до хруста и бегу к тумбочке. Шарю среди тетрадей и книг, но не могу ничего найти.

– Ну, где же ты? – приходится вытрясти все содержимое. Нет его здесь! Неужели вытащили заранее?

Падаю рядом с кроватью и вытягиваю ноги перед собой. Как же я устала. От рывка бедро ударяется в угол энциклопедии словосочетаний. Книги, что навалены горой, сползают набок, и серебристый корпус мобильника подмигивает мне маленьким крошечным камушком-брелком. Артур любит всякие безделушки – его подарок.

Вспоминаю, что номер Генри остался на бумагах, но в надежде на чудо беру в руки истерзанную папку. Хочу стереть кровь и грязь с лица, но я все еще в куртке. Скидываю ее на кровать и нахожу среди завалов влажные салфетки. Как же паршиво: все лицо жжется, а щеку стягивает от царапины. Протираю влажным кусочком ткани и без веры на успех раскрываю папку. Ни карточек, ни бумажек. Все улетело в окно.

И когда я уже отчаиваюсь и давлю в себе желание завыть волком, замечаю на внутренней обложке маленький оттиск карандаша. Он въелся в картон, будто хозяин документов в последний момент решил оставить внутри этот набор цифр.

Не звоню, родственнички могут подслушивать под дверями, потому отсылаю короткое смс, но все равно не надеюсь, что сообщение дойдет до нужного адресата. Вдруг это номер юриста, что составлял этот договор? Или еще чей-то.

Какой странный первый пункт, что же там дальше такого в договоре, что нарушение стоит так много? И за что я буду Генри ненавидеть? Уже страшно, но это лучше, чем терпеть побои мачехи. Или, не дай Боже, лечь под богатого старикана, чтобы спасти бизнес, в котором мне давно нет места.

Пока я складываю вещи в шкаф, собираю стекло от картин, успеваю порезать пальцы, в доме царит полнейшая тишина. Хочется есть и пить. Напиваюсь прямо из крана: меня сейчас мало волнует чистота проточной воды. Немного смываю со щеки кровавые потеки

Еще минут тридцать измеряю комнату шагами и все еще верю, что Генри получит смс. А если не получит, через несколько дней вспомнит обо мне и приедет. Хотя меня терзают сомнения и страх.

В крайнем случае, ночью попытаюсь выбраться через окно. Свяжу между собой шторы и спрыгну в снег. Ну, или, если повезет, шею сломаю.

Только бы не подали отцу мой побег под соусом предательства или, еще хуже, моей непорядочности и разгульной жизни. Валентина, что угодно может наплести, только бы себя и Жабу-Клаву выгородить.

Если бы мачеха меня случайно убила, ее никогда не посадили бы в тюрьму. Эта стерва все выставила бы так, что меня еще посмертно считали бы тварью и гнилой сучкой, что ложится под всех подряд. Доказать обратное я все равно не смогла бы.

Тихий шорох колес доносится с улицы, я подлетаю к окну и замечаю темное авто Севера. Да, Боже, да!

Хватаю рюкзак, любимые вещи, что подарил мне отец и тетя Леся, блокнот с паролями от соцсетей и телефон. Надеваю быстро куртку и окидываю последним взглядом комнату. Она давно стала мне тюрьмой, так пусть здесь живет кто-то другой. Я выхожу на свободу!