– Ты рассмотрел его лицо? Сможешь опознать если снова увидишь?

– А зачем снова с ним видеться?

Господи, умоляю, дай мне терпения!

– Затем, чтобы расквитаться с ним за оскорбление…

– Так я ж и расквитался. Дождался, когда он повернется спиной и тюкнул его камнем по голове. Всего-то и делов, – он говорил это так, будто рассказывал о погоде.

– Так ты что, убил его?!

– Может и убил… Кто ж знает… Все были заняты своими делами, нас никто не видел. Затащил этого поганца сюда, и бросил в подпол.

О, Боже!

Барто сказал правду. Спустившись в погреб, охранники, действительно обнаружили там лежавшего без чувств человека, почти окоченевшего от холода, с большущей шишкой на удивительно крепкой, черепушке. К счастью, живого. Разумеется, я понимала, что он всего лишь исполнитель, и, возможно не мог знать всех подробностей, но у меня хотя бы оставался шанс узнать имя заказчика.

На радостях, я приказала выкатить пьянице бочонок отборного вина, при условии, что тот забудет обо всём произошедшем. Последнее можно было не объяснять. Как только старик смекнул, что за произошедшее никто его наказывать не станет, он сосредоточил всё своё внимание на вожделенном «нектаре», позабыв обо всём на свете. В том числе и обо мне.

Раненного, в условиях чрезвычайной секретности, перенесли в одно из складских помещений. Приставив к нему круглосуточную охрану, спешно отправили за врачом. Кровь из носа, но этот негодяй должен выжить. По крайней мере до тех пор, пока я не выбью из него всей правды. Ну а пока дознание раненного откладывалось на некоторый срок, можно было попробовать развязать язык тому самому слуге, выманившему меня из допросной. Меня безумно интересовало, как ему удалось остаться в живых при таком взрыве?

Первое оказалось несложным, но по итогу малоэффективным, так как негодяю было отведено место пешки в чужой игре и знал только то, что касалось его самого. А именно: пронести, а затем поджечь запал взрывчатки, предварительно убедившись, что я покинула помещение, а самому отлежаться на земле. Гм… следует ли под этим понимать, что в планы врагов не входило моё убийство?

Ну хоть что-то… хотя по-прежнему ничего не ясно.

Лакей, продавшийся за горстку монет, надеялся на снисхождение. Согласно его логике, он заслужил его «спася» мне жизнь. Глупость несусветная. О каких поблажках вообще могла идти речь, если по его вине погибли мои люди и ценный свидетель?!

Услышав короткий приказ: «Вздёрнуть!», – предатель даже не сразу понял, что речь шла о нём самом. Вскинув голову, он оглянулся, чтобы разглядеть того, кого только что, в его присутствии, приговорили к смерти, и был шокирован никого не обнаружив. Он во все глаза уставился на меня чтобы убедиться, что ему это показалось. Что ж, полагаю, прочитанное по моему лицу, оптимизма ему не добавило. Перед ним, в ту минуту, стояла не боравийская королева, на милосердие которой он мог бы рассчитывать, а предводительница пиратов, жестокая и беспощадная, не оставляющая ни малейшего шанса врагам и предателям. И в её глазах читалось только одно – смерть.

Приговор был приведен в исполнение незамедлительно, в одном из пустых стойл королевской конюшни. Соорудив петлю, слуги надели ее на шею приговоренного, стоявшего на шатком топчане, а конец веревки перекинули через одну из верхних балок, крепко закрепив на железном крюке, к которому обычно привязывали за узду особо норовистых жеребцов. Скрестив руки на груди, я бесстрастно наблюдала за приготовлениями, игнорируя крики и мольбы о пощаде. Знал бы кто, сколько таких криков мне приходилось слышать в прошлом. Я уже давно научилась не придавать им никакого значения. На войне только одно правило: либо ты, либо тебя. А то, что мы сейчас невольно оказались втянуты в чью-то войну, не подлежало сомнению. Кто-то хорошо знал мои слабые места, и, по-видимому собирался бить по ним и впредь.