Кармайкл продолжал смотреть на него, и Фергессон понял, что тот раскусил его с самого начала. Этот человек дал ему оценку – такова уж была у него работа. Фергессон шагал по ровной площадке. Достигнув группы рабочих, он остановился. Они готовили опалубку для заливки бетона, для фундамента дома.
– Что ж, – сказал остановившийся рядом Кармайкл. – Это встанет вам в сорок или пятьдесят тысяч.
– Да, – сказал Фергессон.
– А как же та мастерская в Окленде?
– Продал. Продаю.
– Почему?
Фергессон не ответил. Чувствуя напряженность и тревогу, он пошел прочь от Кармайкла, сунув руки в карманы.
Спустя какое-то время Кармайкл последовал за ним.
– Давайте вернемся в офис, – сказал он. – Есть разговор.
– Сколько вы за них получите? – спросил Фергессон, имея в виду дома.
– Двенадцать или четырнадцать тысяч. Они хороши. Ничего особенного, но построены добротно. Гросс и Дункан свое дело знают. Здесь никого не надувают. – Кармайкл бросил сигарету на размягченную почву. – Одно время я думал об автобизнесе. О магазине запчастей: для себя, я имею в виду. Но им нужны люди, которые вошли бы в долю, вложили бы деньги. Мне подобного не потянуть. Когда говорят о таких деньгах, то я пас. И с этим автомобильным бизнесом все логично. Люди, живущие на отшибе от города, не станут ездить туда ради запчастей и ремонта; они предпочтут делать это здесь, потому что когда им это требуется, то требуется немедленно.
– На это я и рассчитываю, – сказал Фергессон, а потом ему в голову пришло кое-что еще. – Женщины в мастерскую обращаться не будут. Машины туда пригоняют мужчины.
– Как долго вы занимаетесь ремонтным бизнесом?
– Большую часть жизни.
– И как оно вам?
– Нормально. – Он почувствовал нетерпение. – Ползаешь под машинами с утра до ночи, ни сна ни продыху.
– Вам понравилось то, что вы здесь увидели?
– Да.
– Вот ведь смешная, черт возьми, штука, – сказал Кармайкл. – Давайте-ка вернемся. – Он взял Фергессона под руку, и они вдвоем направились к котловану и холму за ним. – Сюда многие являются, едут всю дорогу от города… знают ведь, что здесь не закончено, знают, что шоссе не готово, как и дома, ан нет – когда приезжают, то озираются вокруг и лаются – как собаки. Бога ради, да чего же они хотят? Я-то вижу это местечко; все, что требуется, это уметь смотреть. Через два-три года здесь раскинутся сплошные лужайки, и жены будут их поливать, и дети станут повсюду лазать. Чего им надо? Эти застройки выглядят одинаковыми? Ну так и что, они перестанут походить друг на друга, когда в них заселятся люди. Это ведь люди заставляют их выглядеть по-разному. Возьмите любые шесть кварталов пустых домов – ужас, да и только. Это люди ввозят в них личную мебель и развешивают портьеры и картины по своему вкусу.
– Сколько вы продали домов? – спросил Фергессон.
– Шесть. Нет, семь. Есть еще один продавец, в городе.
Они пересекли котлован и остановились, чтобы Фергессон мог отдышаться.
– Какие-то деньги со стороны вы привлечете? – спросил Кармайкл.
– Нет. – Он опять тяжело дышал, карабканье далось немалым трудом. Давая себе повод передохнуть, он обернулся на дома, чтобы еще раз окинуть их взглядом, прежде чем снова лезть в горку. – Я могу потянуть это в одиночку, финансовую часть.
– Но вы бы наняли механиков?
– Да, – сказал Фергессон.
– Вы женаты? У вас есть семья?
– Да, – сказал он.
Кармайкл начал неторопливо подниматься по склону холма, и Фергессон последовал за ним. Башмаки старика увязали в глине, а трава, за которую он хватался, выскальзывала у него из пальцев. Кармайкл поднимался с прямой спиной, легко и уверенно, и неторопливо говорил: