– Никаких судимостей вообще, – сказал Эл.

– Вы действовали в одиночку? – спросил Царнас. – Мне просто любопытно. Я знаю, что миссис Фергессон была вам очень признательна и восхищалась вами, пока не осознала – и не подумайте, что ей хотелось это осознать, – что вы обжулили ее на две тысячи долларов. Господи, разве вы не работали множество лет с ее мужем?

– Да, – сказал Эл. – Я проработал с ее мужем много лет.

– Вы, должно быть, действительно долгое время копили недовольство, – сказал Царнас, – раз начали действовать сразу после его смерти. Его только что кремировали.

– Как прошла служба? – спросил Эл.

– У меня не было возможности на ней присутствовать.

Внезапно Эл вспомнил, что при нем по-прежнему остаются пять долларов, которые Лидия дала ему, чтобы он купил цветы. Они все еще лежали в кармане его рубашки, он вытащил их и зажал между ладонями. Их он тоже добыл у нее мошенническим путем. Так что он вручил их адвокату.

– Это принадлежит Лидии, – сказал он.

Адвокат убрал купюру в портфель, предварительно сунув ее в конверт.

– Как вы узнали, куда я еду? – спросил Эл. – Как узнали, что я направляюсь в Юту?

– Вы по всему маршруту обналичивали свои дорожные чеки. Каждый раз, когда останавливались поесть. И в кассе «Грейхаунда» в Спарксе вы заплатили за билет дорожным чеком. Сразу после этого они получили сводку и связались с полицией.

– А что с моей женой? – спросил Эл.

– Она связалась с нами, – сказал Царнас. – Из Рено. Она заметила, что вы ведете себя неуравновешенно, и боялась ехать с вами дальше. Так что под неким предлогом она покинула автобус в одном маленьком городке по дороге. В Вендовере.

– Разумеется, мое поведение было неуравновешенным, – сказал Эл. – Все были против меня. Замышляли меня убить.

– Так что сейчас она, вероятно, вернулась сюда, – проговорил, отчасти самому себе, Царнас, поднимаясь на ноги. – Она полагает, что вы нуждаетесь в помощи психиатра. Возможно, так и есть. Будь я вашим адвокатом, я бы посоветовал вам обратиться в здравоохранительные учреждения округа или штата. Вы наверняка получили бы там место, а частное лечение ужасно дорого.

– Меня преследовал Харман, – сказал Эл. – Всех, кто в этом замешан, он перетащил на свою сторону. Меня обложили. Вот почему мне пришлось покинуть штат.

Разглядывая его, Царнас сказал:

– Вы бы вот над чем поразмыслили. У Хармана имеется непотопляемое дело, с которым он мог бы обратиться в суд против вас, если бы и в самом деле хотел вас преследовать, как вы, кажется, полагаете. Диффамация личности, не более и не менее, – вы в присутствии свидетелей обвиняли его в том, что он преступник, мошенник. И есть возможность показать, что это повредило ему в финансовом отношении; это ведь затронуло его деловые интересы, не правда ли?

– Перед кем я это говорил? – В доме Хармана он ничего против Хармана не говорил; в этом он был уверен. – Кто свидетель? – Старик, который слышал, как он это говорил, умер.

– Миссис Фергессон, – сказал Царнас.

Это было правдой. Эл кивнул.

– У меня нет оснований предполагать, что он замышляет против вас какое-либо гражданское дело, – сказал Царнас. – Я указываю на это лишь для того, чтобы привести вас в чувство, так что вы, быть может, вынуждены будете прислушаться к голосу разума.

– Я прислушиваюсь к голосу разума, – сказал Эл. – Все время.

– Не горе ли и потрясение из-за смерти Фергессона вызвали у вас временное психическое расстройство? – сказал Царнас. – Не под давлением ли эмоций вы утратили способность понимать, что вы делаете, с моральной точки зрения? Что ж, это не важно; так или иначе, если вы будете вести себя должным образом и не будете терять головы, то вы не предстанете перед судьей.