- Саша, попей, она теплая, а когда закипит, согрею тебе чай.

- Без тебя стало очень холодно, - говорит негромко, - и пить очень хочется. А еще трясет почему-то.

Я ей верю. И это я здесь как бы защитник, но отрубился, забыв о том, что кто-то должен охранять печь. Глазами ищу пиджак, бросаю сверху. Вновь из коридора беру поленья и злюсь на себя. А ведь сколько слов было о симбиозе. Доигрался.

Огонь жадно пожирает сухие дрова и постепенно отдает тепло в пространство комнаты.

- Скоро закипит вода. Печенье будешь?

- Нет, аппетит меня покинул. Пожалуйста, когда освободишься, вернись ко мне. Мне ужасно холодно без тебя.

- Саш, вот не смешно. Давай чай пить. Не хватало, чтобы ты померла от воспаления.

Бред у девчонки крепчает. А я просто в бешенстве. Не уберёг.

Делаю чай, становлюсь на колени и пытаюсь ее немного приподнять, чтобы смогла пить. Чаю в стакан немного наливаю, иначе выверну кипяток.

- Давай, помогай.

Она послушно присаживается, делает глоток, кривится.

- Горячий слишком.

Присаживается рядом со мной, сжимает ладонями стаканчик.

- Я держу, не бойся и просто пей.

Второй рукой набрасываю пиджак на спину и прислоняясь к деревянной закрытой двери между комнатами. Девчонку прижимаю спиной к груди и укрываю одеялом.

Она послушно прижимается и аккуратно пьет. Непривычно покорная и тихая.

- Так и умереть можно, - хмыкает, отставив пустой стакан в сторону.

- Отставить умирать, - напрягаюсь и губами пробую ее лоб, нервно вздыхаю. - Я даже готов иногда терпеть твой ядовитый трёп, но только живи.

Это даже не насмешка над самим собой, я похоже не только ее утешаю. Я словно договариваюсь с всевышним о том, чтобы девчонка не сдавалась.

- Уже влюбился? Нет, так не интересно, слишком просто, - задирает в ответ эта дурочка. - Ничего мне не станет. Крепкий, молодой организм. Нужно только немного поспать, и буду как новенькая.

- Тогда спи и меньше говори, вижу, что не стоит о тебе беспокоиться.

Сильнее ее обнимаю и стараюсь согреть.

- Нет-нет, не отказывай себе в этом удовольствии, - слышу, что улыбается. Но совсем скоро проваливается в беспокойный сон.

Дыхание тяжелое, прерывистое. Вжалась в меня, вцепилась в руку и не отпускает даже во сне.

Я готов на куски разорвать этих уродов за то, что посягнули на наши жизни. Их не ждёт пощада. Загремят за решетку надолго.

Я несколько часов просто сижу и смотрю на лёгкие отблески огня на стене. Девчонка всё ещё слишком горячая. За окном время от времени слышу рычание пса.

Тимур, братишка, надеюсь, что ты не спишь и роешь землю носом. Действуй, парень, я в тебя верю.

Я кои-то веки я рад, что тогда ответил на звонок брата и сообщил ему о том, куда еду.

- Саш, ложись, а я попробую подняться. Нужно дров подбросить в печь.

Девчонка, кажется, меня не слышит. Но сползает. Сворачивается в позу эмбриона и кутается в одеяло.

- Отстань, - вдруг беспокойно отмахивается от кого-то во сне.

Мне ещё хуже от того, что ничем ей помочь не могу. Кое как поднимаюсь, стараясь не обращать внимания на говняное состояние. Печь, почувствовав новую жертву, активно пожирает ее своими пекучими языками. Зато в комнате тепло, и это уже плюс. Как только рассвело, сразу же изучаю обстановку за окном. Сегодня будет солнечный день. В кои-то веки я просто порадовался тому, что жив. Умирать не хочется. И мысли говняные пытаюсь прогнать.

Если бы не псина, попробовал бы вынести окно, оно здесь хлипкое. Но те твари знали, что я могу попытаться свалить отсюда.

Саша начинает кашлять, а я беситься. Боюсь за нее. А ещё больше становится страшно из-за того, что было бы, не приедь я к Власову с проверкой. Эту девчонку похитили, пытались связаться с отцом, а его днём с огнём не сыщешь. Блядь! Нахрена ныряю в говно? Но меня бесит то, что ее могли изнасиловать. И теперь, на фоне случившегося, мои ребра сущая мелочь. Выживу. Когда-то было хуже.