- Что, прям тут и закрыл? В дедовой хате? Ну ты, косой, даешь!

- Зато не сбегут, - второй, противный голос.

- И чо, долго ждать собираешься?

- А чо мне. Они первые завоют, в глуши, без условий, к которым их богатые жопы привыкли.

- Так а если не заплатят?

- Девку по кругу пустим, мужика в лесу закопаем.

Я прижала ладонь к губам и зажала рот, чтоб с него не сорвался даже вздох.

- Во, видал, - продолжает противный голос, - охрану привез. Захотят окно выбить, как отчаятся, он их быстро догонит. И загрызет. Бойцовый, из ямы, запах крови знает.

Послышался хруст снега, и голоса стали удаляться. Я услышала одинокое “ррр-ав”, от которого все внутри похолодело. С детства боюсь собак.

На ватных ногах вернулась к Давиду. На автомате подкинула полено в печь. Посмотрела на спящего мужчину, и в голове набатом застучало: в лесу закопаем.

Я нечленораздельно замычала и яростно покачала головой. Хрен, не позволю. Не на тех напали. Подавятся.

Давид долго спал, а я впала в состояние робота, на автомате следящего за огнем. Огонь наше единственное спасение, а таящий запас полений удручал.

- Который час? - голос Давида словно прогремел на всю комнату, а я едва со стула не упала.

- У меня нет часов, - ответила апатично, глядя в пламя. - Ночь уже.

- Блядь, уже шесть. А у тебя что с голосом?

- Что у меня с голосом? - поворачиваю голову к нему.

- Не такой резвый, как денем. Кто успел обидеть птичку?

- Ты? - хмыкнула, потерев ладоши.

- Прелесть моя, взял бы тебя на ручки и пожалел, но ты уже давно не малышка с розовыми бантами.

- Сфокусируйся на этом, - вернула ему его же фразу.

Встала на ноги.

- У нас новая охрана. Клыкастая и бойцовская.

- Спецэффекты дорожают. Наши похитители поймали волну. Пидо...

Он делает паузу и рычит, пытаясь встать.

- Я слышала, что будет с нами, если не будет денег.

- Лучше бы твой папаша вышел из загула, - вновь рявкает Давид.

- Я никак не могу на это повлиять, да и никогда не влияла.

Что папа ходок, я знала с детства. Поэтому они с мамой и развелись. Мама второй раз вышла замуж за какого-то итальянца и усвистала заграницу. Выходит на связь иногда. Присылает посылки со шмотками и косметикой раз в пятилетку, видимо. так заглушая свою совесть.

- Давай так, я постараюсь тебя успокоить...

Мужчина медленно поднимается на ноги, я на это смотрю, но знаю, что помогать не стоит.

- Терять бабки они не захотят. В тюрьму тоже.

- Мы не проиграем, - качаю головой уверенно, понятия не имея, откуда растут ноги у этой уверенности.

Просто я не допущу, чтоб звучащее набатом в голове стало реальностью. Я не позволю им причинить ему больше боли.

О своей незавидной участи я даже не думаю.

- Я по-любому выживу, теперь я хочу побыть на твоей свадьбе с твоим поваренком, - ржет.

- Ревнуешь? - кусаю намеренно.

Знаю же, что нет. Но в удовольсвтии себе не отказываю.

- Так зациклился на нем. А я ни разу не спросила, свободен ли ты, заметь.

- Ловко стрелки переводишь.

Он колупается в еде, сразу видно, что не терпит голода.

- С недавних пор только любовницы. Никаких отношений.

Вздергиваю бровь и не комментирую. Как был мозговыносяще сложным, так и остался. Все бабы шлюхи, потому что я женился на шлюхе, и поэтому отныне трахать я буду только шлюх.

Я ухмыльнулась своим мыслям и вслух хмыкнула.

- Есть будешь?

Показывает мне все ту же колбасу и кетчуп.

- Нет. После услышанной беседы напрочь пропал аппетит. Я выпила молока, и теперь меня подташнивает.

- Только не расклеивайся. В роли бойца ты мне больше импонируешь.

За тебя я буду драться.

Вслух не говорю, естественно. Зачем ему мои бредни? Но в голове эти слова прозвучали как раскат грома.