Я достала его, раскрыла и увидела маленькую блестящую иголку.

— Та-ак... — скрипнула зубами я.

И кому ума хватило устроить мне это? Да я же поседею! Заикой останусь, когда он бум-кнет! Уж если обычные шарики создавали много шума, то что же будет, когда я лопну этот? Здание взрывной волной будет шатать как при землетрясении!

Я стиснула зубы, зажмурилась, дрожащей рукой вытянула иголку и подпрыгнула, когда шар лопнул. «Бум» был капитальный! В кабинет тут же заглянул перепуганный Лёня, держа обещанный отчет.

— У тебя все в порядке?

— Кажется, да, — я осмотрела свой кабинет, по которому были раскиданы свертки. Все они были темно-синие.

И что за стиляга придумал это?

Нет, похвально, конечно. Сдержанно и как-то по-серьезному, что ли… Будь шар розовым, а бумажные трубочки разноцветными, я бы ждала появление клоуна! А тут… строгий минимализм, даже цвет ленты и букв под цвет иголки подобран.

И кому-то ведь мозга на это хватило…

— Ого! Позвать уборщицу?

— Она убьет меня.

Я обвела взглядом синюю катастрофу, разбросанную по помещению, и подняла один сверток, развернула и смутилась от надписи: «Главная: ты сама этого хочешь». Второй сверток был точно таким же. И третий, и четвертый, и протянутый мне Лёней. Во всех были одинаковые надписи.

— Гендерное пати? Ты что, сына ждешь? — Лёня с подозрением уставился на мой живот. — Почему ты ничего не говорила? Когда в декрет?

— Так, стоп. Ты совсем? Думаешь, я сама себе сюрпризы устраиваю? Или что, гинеколог прислал мне все это? Нет, Лёнь, это так не работает.

— Кто тебя знает? Может, все пошло не по плану.

— Так, все. Иди, куда шел. Я сама уборщицу позову.

Вытолкнув его, я еще раз взглянула на хаос. Все! Вообще все было усыпано синими свертками. Неужели это и есть та тысяча причин? И кому было не лень все это делать, скручивать?

Первый, о ком я подумала, был Давид. Но он взял мини-отпуск на соревнования по кикбоксингу и уехал. Так мне Рома сказал, но голос его был неуверенным. Я хотела поинтересоваться у папы, подойти к вопросу издалека, но он опять был зол из-за очередного сорвавшегося контракта. А я не мазохистка лезть на острые копья.

В голове всплыли лица папиных акционеров с последнего собрания, на которое он меня пригласил.

Может, Гриша? Нет. Я дала ему понять, что далеко не дурочка, которой он меня считает. А за руку, которую он положил на мое колено, плеснула в рожу минералкой.

Тогда… Павел Валентинович? Тоже отпадает. Он слишком стар для таких сюрпризов. А судя по его галстуку, шар был бы серо-буро-козявчатым в салатовую крапинку.

Тогда остается лишь самый твердолобый и наглый — Степа... Что, кстати, после его сообщения вполне возможно. Как раз с ним я чаще всех пересекалась. Он был и моложе остальных, и далеко не идиот. Да и папины деньги в отличие от тех двоих, его не особо волновали. Тут скорее все было наоборот, поэтому папа как можно чаще подталкивал меня к Степану.

Я еще раз заглянула в коробку, перевернула вверх тормашками, встряхнула. Ничего не выпало, даже маленькая записюлька.

— Ну и болт с ним. Хозяин сам объявится. Как-то же он захочет услышать мое: «Свидание? Иди на фиг!»

Я выключила компьютер, раскидала по полкам документы, попутно стряхивая со стола синие бумажные трубочки. Попросила уборщицу зайти, извинилась перед ней за беспорядок и, захватив отчет Лёни, отправилась к лифту.

«Ром, я спускаюсь», — я быстро накидала сообщение водителю, пока спускалась.

Моя «смарт-малютка» с утра неважно себя чувствовала, она выдала мне ошибку на панели, и я решила оставить ее в гараже. Я в очередной раз попыталась поговорить с папой, но все было тщетно.