Эти слова не произвели никакого впечатления. Мужчина небрежно усмехнулся и слегка качнул головой. Его тень от фонаря вытянулась по асфальту зловещим пятном.

– Всё верно, мы прекрасно знаем, кто перед нами, – сказал он холодно и насмешливо. – Но закон один для всех, правда, гражданочка? Вы же сами это прекрасно объяснили сегодня вечером.

От этих слов Алину впервые за долгие годы журналистской карьеры охватила растерянность. В ней поднималась злость, смешанная с тревогой. Голос её дрогнул, утратив прежний тон и став почти детски возмущённым:

– Я соблюдаю все законы! Но это же не повод обращаться так с людьми. Если есть вопросы, можно обратиться официально и цивилизованно.

Мужчина её не слушал. Сделав резкий шаг вперёд, он грубо поднёс смартфон к её шее. Холод стеклянного экрана неприятно обжёг кожу. В наступившей тишине прозвучал электронный сигнал, резкий и тревожный, похожий на предупреждение перед катастрофой.

Алина не могла видеть экран, но отчётливо разглядела отблеск красного сигнала на лицах стоявших напротив мужчин. Их глаза хищно блеснули, улыбки стали шире и злее.

Голос мужчины прозвучал медленно и отчётливо, словно он хотел, чтобы каждое слово запечатлелось в её сознании навсегда:

– Нечипирована, – произнёс он с мрачным торжеством. – Вот это неожиданность.

Сердце Алины резко сжалось, пропуская удар, и затем гулко забилось у самого горла. Внутри сорвалась с цепи паника, долгие годы скрывавшаяся за маской уверенности и безупречности.

Лицо девушки резко побледнело, кровь отхлынула, оставив на коже лишь холодок беспомощности.

Впервые за многие годы абсолютный страх накрыл её с головой. Мир мгновенно сузился до одной точки, из которой нельзя было вырваться. Она вдруг осознала, насколько тонка грань между её прошлой жизнью, полной уверенности, и этим холодным вечером, несущим непостижимый ужас неизбежной трагедии.

Алина не успела произнести ни слова – даже вдох застрял в груди. Реальность, словно дикая птица, вырвалась из рук, устремляясь в темноту неизвестности. Мужчины резко толкнули её, и тело отозвалось тупой, жёсткой болью, ударившись о ледяной асфальт. Сознание напряглось, как струна, внезапно натянутая чужой рукой.

Окружающее стало одновременно отчётливым и далёким – словно звук отключили, превратив жизнь в немое кино, разворачивающееся с ужасающей неизбежностью. Земля под ладонями казалась влажной и холодной, такой, какой известная ведущая не ощущала никогда. Холод проникал глубоко в кожу, становясь навязчивой памятью, от которой невозможно избавиться, клеймом, наложенным без права оправдания.

Пытаясь подняться, Алина ощутила, что силы оставили её. Ладони скользнули по острому, холодному асфальту, и она вновь упала, почувствовав, как в груди расползается паника – чёрная, безликая, заполняющая сознание и лишающая ясности мыслей.

Над ней нависли безмолвные фигуры в густом вечернем полумраке, похожие на призраков, вызванных неосторожным словом или необдуманным желанием. Их тяжёлое дыхание оседало на её коже неприятной влагой, вызывая дрожь, подобную прикосновению ледяной воды.

Улица постепенно заполнилась любопытными людьми, привлечёнными шумом. Прохожие нерешительно останавливались на тонкой грани между действием и равнодушием, взвешивая, стоит ли вмешиваться или лучше остаться в стороне. Их лица выражали не сочувствие, а страх перед тем, что может коснуться лично их.

Но вместо помощи люди начали доставать смартфоны, превращая жестокую сцену в зрелище, о котором позже будут говорить и делиться друг с другом. В глазах горело любопытство, смешанное с брезгливым интересом к чужой трагедии. Камеры были безжалостны и холодны, десятки глаз фиксировали унижение и страх Алины, запечатлевая каждое мгновение её беспомощности.