– У вас нет молока!

– У меня много чего нет… – пробормотала я, переворачиваясь на спину. Меня трясло. Через секунду я обнаружила его руку, трогающую мои ноги, и с недоумением утянула их под одеяло.

– Холодные, как лед! – сказал шеф. – У вас есть носки? Шерстяные?

Я вяло отмахнулась, вновь проваливаясь в забытье. И проснулась, когда он начал натягивать на меня носки – и где нашел, сама второй месяц ищу… Я открыла глаза и с болезненным прищуром уставилась на шефа. Он был озабочен.

– Езжайте, а?

– Но вы…

– Что, в первый раз, что ли?

– Но…

– Да идите, мне без вас тошно!

Глеб помаялся еще, поглядывая то на меня, то на часы. Вздохнул и, стремительно повернувшись – у меня в глазах опять замельтешило – бросил на ходу:

– Выздоравливайте. Спокойной ночи.

Спокойной… ну сморозил!

Звонок дошел до меня не сразу. Я подняла тяжелую голову, во рту было сухо и гадко, все тело болело, словно меня черти всю ночь цепами молотили. За не задернутым окном было темно, но ощутимо серело… Глянув на часы, я толчком сбросила себя с дивана – в голове бултыхнулась пульсирующая боль – схватила развешанные на спинке кресла вещи. И только натянув колготки, обратила внимание на методично названивающий телефон. Торопливо застегивая пуговицы, я сверлила его злобным взглядом: люди и так опаздывают, а тут ты еще… Не выдержав, схватила и рявкнула в трубку:

– Ну!..

Тишина, потом осторожный голос:

– Наташа? Как самочувствие?

– Мое? – оторопело уточнила я.

– Ваше. Мое в порядке.

– Нормально…

– Я хотел сказать, что вы можете сегодня не приходить на работу. Отлежитесь.

Я уставилась на свои ноги. Колготки забрызганы до колен.

– Спасибо, Глеб Анатольевич. Я бы все равно не смогла придти…

Мой голос звучал так кротко, что шеф сразу насторожился:

– Почему?

– Потому что мои туфли остались у вас в машине.

Пауза.

– И что?

Я удивилась его тупости.

– А других у меня нет.

Пауза.

– Туфель?

– Туфель, – подтвердила я, не понимая причин его недоумения.

– Я привезу, – сказал Глеб задумчиво. – После работы. Отдыхайте.

– Бла-а-дарю вас-с… – сказала я в запикавшую трубку. Начала раздеваться обратно. Ага, наш шеф не привык иметь дело с женщинами, у которых всего одни туфли. У его подруг гардероб размером наверняка со всю мою однокомнатную…

Я села, настороженно прислушиваясь к своим ощущениям. Так, можно двигаться. Можно даже дойти до двери – вон, звонок соловьем заливается. Не спрашивая, я распахнула дверь и хмуро уставилась на Бурова. Тот глядел на меня с интересом.

– Ну? – спросила я.

Видя, что впускать его не собираются, Буров протянул руку и потряс перед моим носом пакетом, как пропуском.

– Глеб Анатольевич изволили передать!

– Что?

– Туфли.

Я задумчиво приняла пакет, и Буров, воспользовавшись этим, проник в квартиру. Стал разуваться – я так расслабилась, что не пресекла его поползновения сразу.

– Кофием напоишь? – деловито спросил Буров. Я вяло отмахнулась, и, поняв это как приглашение, он направился в кухню. Я поплелась следом, прижимая к груди пакет. Сиротливо села на табуретку, уныло разглядывая суетящегося Бурова – мне от такой активности снова делалось дурно. Буров, не обращая на меня внимания, мурлыкая, варил кофе. Я заглянула в пакет. Туфли покоробились и стали деревянными, хотя, похоже, их пытались намазать кремом. Даже в здравом уме и в твердой памяти я бы не смогла представить шефа, чистящего мои туфли… Я поставила драгоценную обувь на пол, на них – озябшие ноги. По-прежнему мурлыкавший Буров водрузил передо мной внушительную чашку кофе и, ухватив в лапы вторую, прислонился задом к подоконнику. Я осторожно понюхала кипяток – желудок промолчал, сделала осторожный глоток – живот буркнул, но выдержал.