– Вы просто не представляете, как мне не хватало вашей щедрой похвалы!

– Рада доставить вам удовольствие. Теперь ваша очередь.

– Моя?

– Ну да, похвалить подчиненную! Я же работаю у вас почти год! Могли вы составить обо мне какое-нибудь мнение?

Глеб демонстративно задумался. А я вдруг трезво подумала: какое, к черту, мнение? Фирма у него не одна, и знать и помнить всех своих служащих он вовсе не обязан. Другое дело, что в последнее время я с ним постоянно сталкиваюсь нос к носу – и все не в самом лучшем виде.

– Ну что я могу сказать… – протянул он, передразнивая меня. – Если бы вы не тратили столько сил и времени на устройство личной жизни…

– Советуете переключиться на карьеру? Думаете, мое положение на личном фронте настолько безнадежно?

– Я этого не говорил. Просто предлагаю вам немного расслабиться. Взять тайм-аут. Хотя бы на сегодняшний вечер.

Ну я и расслабилась – до такой степени, что к концу дня рождения была готова полюбить не только Глеба Анатолича и его законсервированную мамашу, но и прочих их друзей и родственников. Лишь твердая рука шефа удержала меня от попыток облобызать на прощание всех присутствующих. Я спускалась по лестнице, цепляясь обеими руками за перила – Глеб деликатно поддерживал меня за талию – и пела замечательно громко и душевно “Ой, мороз…” Ступени под ногами все время куда-то девались, отчего песня получалась еще задушевнее: “Ой, мороз… ох, мороз… блин, мороз…” Я пинком открыла дверь – в разгоряченное лицо ударили холодный ветер и дождь. Я с удовольствием поежилась и, широко шагнув с крыльца, до колен провалилась в какую-то канаву.

– Ух ты! – повернулась с восторгом, задирая полы плаща – с них текла вода. – Вот такая ванна!

И для полного счастья еще подпрыгнула, обрызгав до головы себя и шефа.

– Стойте! – сказал Глеб с ужасом. – Стойте, не двигайтесь, я подгоню машину!

Я послушно осталась стоять в луже, запрокинув голову и ловя ртом дождинки. Кайф!

Меня потянули за рукав, я увидела перед собой тихо урчащую машину. У нее были забрызганы фары, и я немедленно кинулась протирать их полами плаща – нельзя же ехать ночью с такими тусклыми фарами! Глеб с трудом отговорил меня, уверив, что мой плащ гораздо грязнее, чем его фары. Усадил меня, включил печку.

– Снимайте туфли. У вас ноги промокли.

Я немедленно стянула раскисшие туфли, подобрав под себя ноги, пожалилась:

– И ведь больничный вы мне не заплатите…

Он закинул руку на спинку сиденья, оглянулся, сдавая назад.

– Замерзли?

– Не-а… – я широко, с поскуливанием зевнула. Голова кружилась и неумолимо склонялась припасть к его мужественному плечу. Я прижалась щекой к спинке сиденья и немедленно уснула. Я слышала шорох шин, толчки на неровной дороге, рев далекой сирены – и только сворачивалась поудобнее, кутаясь в плащ…

– Наташа… Наташа…

Я заворчала, просыпаясь. Моргая, огляделась – меня немедленно повело в сторону, и я ткнулась головой в стекло дверцы.

– Все нормально?

Я сглотнула, кивнула, спросонья и спьяну не соображая, где у него открывается дверь, Глеб молча помог, я вывалилась наружу, и меня тут же вырвало – чуть ли не на колеса машины. Я плевалась и рыдала, замечательный ужин и дорогое шампанское очутились на асфальте, а Глеб держал меня и молча подсовывал свой платок. Я ожесточенно вытирала лицо, размазывая пот, слезы, косметику, воду и ненавидела в этот момент и себя и его. А потом не осталось сил и для ненависти – на короткой дистанции от машины до подъезда меня вывернуло еще пару раз, и до квартиры я добралась, вися на Глебе.

Прислонив меня к стенке, шеф стянул мой плащ и дотащил до дивана. Я, тихо поскуливая, только шевелила глазами, наблюдая за ним. Комната ехала куда-то вправо и вниз, я поскорее зажмурилась, но тогда подо мной начинал кружиться диван. Что-то холодное легло на мой лоб – шеф приволок мокрое полотенце, профессионально вытер шею, лицо, руки. Я покорно вытягивала из одежды руки, потом ноги, потом на меня опустили одеяло, а вслед за ним – потолок – и я опять перегнулась через диван в рвотной судороге. Предусмотрительный шеф, оказывается, успел поставить рядом тазик. С ним он и скрылся в ванной, а когда вновь объявился, заявил обвиняюще: