Потом Кэл решает показать маме новый фокус и уходит, чтобы взять в её кошельке монетку. Пока мы ждём, я стаскиваю со спинки дивана одеяло, и мама укрывает мне колени.

– На той неделе мне надо в больницу, – сообщаю я. – Ты придёшь?

– А разве папа не поедет?

– Вы оба можете поехать.

Она смутилась:

– А зачем тебе в больницу?

– У меня опять начались головные боли. Мне хотят сделать люмбальную пункцию.

Мама наклоняется и целует меня; я чувствую её тёплое дыхание на щеке.

– Всё будет хорошо, не волнуйся. Я верю, что всё будет хорошо.

Возвращается Кэл с фунтом.

– Дамы, следите за рукой, – произносит он.

Мне не хочется. Надоело смотреть, как исчезают предметы.

В маминой спальне я задираю футболку перед зеркалом на шкафу. Раньше я была страшная, как карлица. Кожа серая, а живот на ощупь словно тесто, вылезшее из кастрюли: палец тонул в рыхлых телесах. Всё из-за стероидов. Преднизолон и дексаметазон в больших дозах. Оба лекарства – сущий яд, от них толстеешь, становишься уродливой и злобной.

Прекратив их принимать, я похудела. Теперь тазовые кости выпирают и рёбра торчат. Я, словно призрак, постепенно покидаю своё тело.

Я сажусь на мамину кровать и звоню Зои.

– Что это вообще такое – секс? – спрашиваю я.

– Бедненькая, – жалеет меня Зои. – Тебе не понравилось, да?

– Просто я никак не пойму, отчего мне так неуютно.

– В каком смысле неуютно?

– Одиноко, и живот ноет.

– Ах да! – восклицает Зои. – Помню такое. Как будто тебя раскупорили?

– Вроде того.

– Это пройдёт.

– А почему мне всё время хочется плакать?

– Тесс, ты принимаешь всё слишком близко к сердцу. Секс – лишь способ общения. Возможность расслабиться и почувствовать себя желанной.

По голосу кажется, будто Зои улыбается.

– Ты что, снова под кайфом?

– Нет!

– А где ты?

– Мне надо бежать. Скажи, что там у тебя дальше по списку, и мы всё решим.

– Я передумала. Список – полная фигня.

– Да что ты, это так весело! Не стоит от него отказываться. Наконец-то в твоей жизни что-то происходит.

Повесив трубку, я мысленно считаю до пятидесяти семи. Потом набираю 999.

Женский голос отвечает:

– Служба спасения. Что у вас случилось?

Я молчу.

Женщина спрашивает:

– Произошел несчастный случай?

Я отвечаю:

– Нет.

– Не могли бы вы подтвердить, что всё в порядке? – просит она. – Будьте добры, назовите ваш адрес.

Я называю мамин адрес. Подтверждаю, что всё в порядке. Интересно, придёт ли маме счёт. Хорошо бы пришёл.

Я звоню в справочную, узнаю телефон «Самаритян»^>3 и не спеша набираю номер.

– Алло, – отвечает мягкий женский голос с акцентом, пожалуй с ирландским. – Алло, – повторяет женщина.

Мне неловко тратить её время, и я говорю:

– Жизнь – дерьмо.

Она негромко произносит «Угу», и это напоминает мне о папе. Полтора месяца назад он ответил так же, когда врач в больнице спросил, понимаем ли мы, о чём речь. Помню, я тогда подумала, что папа, наверно, ничего не понял, потому что всё время плакал и не слушал.

– Я вас слушаю, – произносит женщина.

Мне хочется обо всем ей рассказать. Я прижимаю трубку к уху: чтобы говорить о важном, нужно стать ближе.

Но я не могу подобрать слов.

– Вы меня слышите? – спрашивает она.

– Нет, – отвечаю я и вешаю трубку.

Папа берёт меня за руку.

– Отдай боль мне, – говорит он.

Я лежу на краю больничной койки головой на подушке, подтянув колени к груди. Позвоночник вдоль края кровати.

В палате два врача и медсестра, но мне их не видно, потому что я лежу к ним спиной. Одна из врачей на самом деле ещё студентка, и она почти всё время молчит. Наверно, наблюдает, как второй отыскивает на моём позвоночнике место, куда будет колоть, и отмечает его ручкой. Он протирает мою кожу антисептическим раствором. Очень холодным. Начинает с места, куда войдёт игла, и вокруг него, потом обкладывает мне спину салфетками и надевает стерильные перчатки.