И мне становится его жалко! И я, проклиная свою мягкотелость, выпаливаю:

- Ладно! Только немного!

Какая же я отвратительно нестойкая!

Садится. Наливает. Протягивает мне бокал.

- За то, чтобы первая картинка, которую увидят мои глаза, когда вновь обретут способность видеть, была не хуже, чем та, которая была у меня сегодня!

Это он меня, что ли, имеет в виду?

Смешно! Никогда бы не подумала, что вот такой мужчина может быть таким... Трепетным, что ли. Восхищенным. Я это восхищение в его глазах читаю! Во взгляде! Очевидно, что нравлюсь!

И это так... восхитительно! Так волнительно!

И мне не хочется думать ни о Ренате, ни о моем положении в этом доме, ни даже о проблемах с Аришкой, ни о чем! Мне хочется просто расслабиться, выпить вина с этим мужчиной, поесть ребрышек с картошкой, которые запекала ему на ужин. Почувствовать себя женщиной...

Делаю небольшой глоток и отставляю свой бокал.

Он не допивает тоже.

Наблюдаю, как отрезает кусочки мяса с кости и с явным удовольствием, буквально написанным на лице, отправляет в рот.

Действительно так вкусно?

Съедаю тоже пару кусочков.

-Рассказывай! - вдруг командует он.

-Что? - в очередной раз пугаюсь.

Потому что каждый раз мне кажется, что уж на этот раз Александр Евгеньевич точно всё обо мне узнал и сейчас начнёт пытать...

-О своей семье. О дочке. Диагноз её.

-Да что рассказывать? Моя семья - это мама и Аришка. Дочке шесть лет. Она не ходит, не разговаривает. Но двигательная активность не утрачена до конца. Нам не могут поставить точный диагноз. Дело в том, что она была нормальным ребёнком в самом начале. Ползать начинала. А потом в один момент раз... И всё! Я возила её в разные центры, в больницы. Нам каждый раз что-то новое ставили, лекарств кучу назначали, а в итоге ничего не помогало...

-Этот мужчина, который ремонтировал отопление, он - отец девочки?

-Нет! Нет, конечно!

-Тааак... - молчит некотрое время, задумчиво рассматривая меня. - А кто он?

Сердце в груди начинает ускоряться. Пульс в ушах стучит. И мне снова кажется, что он что-то узнал! Что, может, про Рената понял... Хотя ведь ему даже не звонили охранники с того момента, как мы остались вдвоём. Нет! Это просто любопытство и ничего больше!

-Ренат был другом моего брата. После смерти Семена иногда по мелочам помогает нам.

Ну, ведь можно так назвать наше взаимовыгодное сотрудничество? Да?

-Что случилось с братом?

Его сочувствующий взгляд. А ещё тот факт, что этот человек обещал помочь. А ещё то, что кто-то проявил ко мне интерес, захотел услышать историю моей жизни - всё это вдруг меня так трогает, что хочется расплакаться... И чтобы он меня непременно пожалел, по голове погладил...

-Разбился на машине. Две недели в коме был. Потом умер, не приходя в сознание.

Губы все-таки начинают дрожать, на глаза наворачиваются слезы. Затуманивают всё вокруг. Так себя жалко становится - и из-за дочки, и из-за Семёна, и... просто потому, что меня жалеют сейчас! Сосредотачиваюсь на том, чтобы удержать слезы, не дать им пролиться, побежать по щекам. Но вдруг моргаю и они двумя дорожками бегут по лицу!

Александр Евгеньевич вдруг берёт меня за руку и тянет к себе. И я сама не успеваю понять, как оказываюсь на его коленях.

27. 27 глава. Наваждение

Я просто ее жалею.

Глажу по голове, как маленькую девочку. Как дочку, которой у меня никогда не было, и, если по-честному, скорее всего уже не будет.

Когда я стал таким? Слабым, сочувствующим, доверчивым? Когда было со мной такое, чтобы я жалел и хотел помочь чужому, почти незнакомому человеку?

Думаю об этом. Специально об этом думаю. Чтобы не думать о другом, о том, что не имеет совсем никакого отношения к сочувствию!