Я стоически вытерпела всю череду невнятных извинений и путанных объяснений, почему они подложили под дверь спящей женщине тюк сена и подожгли. Затем приняла мешочек денег от Вакулы. Внутри оказалось серебро.

– Мне чужого не надо, – хрипло сказала я. – Трав я потратила на серебрушку, крышу мне залатают за две.

Я взяла три серебряные монеты, а остальное впихнула в руки растерянной паре. Рядом с ними мялась перепуганная Гленна с отцом под руку. Йозеф был мрачнее тучи, но в разговоры не влезал. Только после моего решения вернуть деньги он вмешался:

– Возьми плату не за травы, Ада, а за жизни человеческие.

– Тьфу ты, – фыркнула я. – Кто жизнями человеческими торговать станет? За травы взяла, за крышу взяла – за ваши пляски с факелами, чтоб неповадно было. А то удумали! Возраст у меня не тот, сердце слабое…

Продолжая бурчать что-то невнятное, я пошаркала к избушке. За спиной было подозрительно тихо: ни гомона голосов, ни шагов уходящих деревенских. На пороге я обернулась и грозно посмотрела на толпу:

– Чего стоите? Нечего смотреть, я спать иду. Небось племяшку угоревшую отпаивать придется. А вы идите, идите.

Ответом мне были десятки пар удивленных и расстроенных глаз. Только спасенная жена Вакулы смотрела с благоговением, прижимая к груди мешочек с серебром.

Я открыла ставни, помахала мокрой тряпкой, убирая дым, переоделась в чистое. Приличных ночных рубашек у меня было не так много, поэтому пришлось взять из подаренных Гленной. Верхняя часть оказалась сшита из кружев, а низ сделан и тончайшего просвечивающего хлопка. Я немного подсушила волосы и сбрызнула их травяным настоем, чтобы скрыть запах дыма. Только мне удалось улечься, в дверь забарабанили. Да так, что стены ходуном ходили!

– Открывай, – крикнул мужской голос с той стороны. – Открывай, травница!

Я поняла, что это инквизитор-альбинос. Он едва не вышибал ударами дверь. Натянув на руки перчатки, я торопливо отворила дверь. Испугалась, что ее попросту выбьют.

За ней стоял взбешенный альбинос, придерживая другого инквизитора. Тот низко свесил голову и буквально вис на товарище. Я заметила, что его одежда изодрана, а руки у обоих перепачканы в крови.

– Дай пройти, – велел альбинос.

– Нет, – отрезала я. – Лечить буду, но в дом не пущу.

– Его нужно положить!

– Сама занесу!

Альбинос яростно сверкнул алыми глазами и скинул товарища на меня. Я чуть не повалилась на пол от тяжести. Крякнув, потащила раненного в дом.

– А ну не подглядывать! – крикнула я.

Дверь в дом захлопнулась. Я кинула раненного на топчан, ногой спихнув большую часть шкур и одеяло. Еще не хватало, чтобы мне тут все перепачкали.

Мужчина глухо застонал, но в себя не пришел. Я срезала с него одежду. Увиденное привело меня в шок. Среди застарелых шрамов багровели три глубокие полосы от когтей, уже потемневшие по краям. Ну конечно! Эти идиоты сунулись к дивьему народцу и получили от короля новых шрамов. Альбинос ведь тоже за бок держался!

Я не удосужилась повязать платок, так что теперь инквизиторы видели волосы и мое лицо. Настоящее лицо. Надо прикрыться, пока раненый инквизитор ничего не заметил.

Его притащили к тетушке Аде, старой сварливой ведьме, травнице, что вылечила дочь Йозефа. Без платка и перчаток он легко поймет, кто перед ним.

Карга. Та самая злая ведьма из сказок. И эта карга долгое время вертит хвостом перед инквизицией, притворяясь племянницей травницы.

Раненый застонал. След от когтей монстра стремительно чернел. Начиналось отравление. Я мигом забыла про маскировку и прочие глупости. Мужчина нуждался в моей помощи. Я вытащила настойку на мальвазии и торопливо влила ему в рот, силой заставив глотнуть. Инквизитор распахнул глаза, почувствовав, как по горлу скатывается алкоголь.