Мужчина лежал в позе человека, пытающегося избавиться от захвата сзади. Кто-то напал на него со спины, набросив удавку на шею, он пытался оттянуть ее, но преступник оказался сильней. Повалил жертву, довел начатое до конца и убрался, оставив после себя мертвое тело. Или не совсем еще мертвое?

Пульс отсутствовал, дыхание не угадывалось, но еще не расширились зрачки, возможно, не все потеряно. Поднимать ноги вверх, натирать уши уже поздно, нужен непрямой массаж сердца, но у пострадавшего запал язык, закупорив дыхательные пути. К счастью, челюсти разжались довольно легко, а как вытаскивать язык, Холмский знал. И непрямой массаж сердца проводить умел, и пластиковый переходник «рот в рот» у него имелся, до машины рукой подать. Открыл багажник, достал аптечку, а заодно потребовал вызвать скорую помощь и полицию. Мужчина какой-то к месту подтянулся с телефоном в руке, женщина за ним шла, собираются зеваки. С одной стороны, хорошо, а если затопчут следы преступника, пусть это остается на их совести.

Опускаясь на колени перед пострадавшим, Холмский еще раз подумал о следах преступления. Мужчину явно душили, вряд ли шнурком или тонкой веревкой, скорее всего, поясным ремнем. Удавки нигде не видно, но под внедорожным «Фольксвагеном», руку протяни, валяется свежий огрызок яблока. Даже не огрызок, а просто надкушенный плод. Следы от зубов заметны, но с этим яблоком пусть работают криминалисты. Если вдруг огрызок оставил преступник.

Холмский вставил в рот потерпевшего переходник, задрал нос и с силой вдохнул воздух. Дальше непрямой массаж, руки вместе, основание нижней ладони с силой давит на грудную клетку, на четыре качка один глубокий вдох. Помощника у Холмского не было, приходилось качать самому, и ему повезло, пострадавший наконец задышал. Но в себя не приходил. Холмский достал из аптечки нашатырь, увы, это не помогло. Мозг не хотел включаться, но дыхание усиливалось, это уже хорошо.

Холмский поднялся, от резкого движения кровь хлынула вверх, закружилась голова.

– Вам плохо?

Мужчина с утиным носом взял его за руку и зачем-то сдвинул к лежащему на земле человеку. И задом стал к «Фольксвагену», под которым валялся огрызок. А у самого левый нижний карман жилетки оттопыривается. Или яблоко в нем, или что-то другое. А правый нижний карман надорван, и в нем пусто. Холмский насчитал восемь карманов на одной жилетке, но основных из них два. И оба косые, под прямыми накладными. Один из этих косых карманов и надорван, кто-то запустил в него руку и с силой потянул на себя.

– Все в порядке! Отойдите, пожалуйста! Нельзя здесь находиться!

Холмский сам взял мужчину за руку, потянул в сторону от «Фольксвагена», но тот все-таки умудрился незаметно пнуть огрызок яблока, затолкав его вглубь под машину. Пнул незаметно для зевак, но не для Холмского.

– А ты из полиции? – резко спросил утконосый.

– Я врач, а полиция сейчас подъедет.

– Я тоже врач, и что?

Мужчина отошел в сторонку, но уходить не спешил. Повернулся к Холмскому, упер руки в бока, при этом распахнув полы жилетки.

Джинсы у него без ремня, на поясе держались за счет подходящего размера. Чистые джинсы, только что после стирки, еще не успели растянуться. Чистые джинсы, только одна штанина испачкана, сбоку, на уровне коленки, грязь совсем свежая. Позавчера весь день шел дождь, машина, возле которой душили человека, стояла немытая.

– Не врач ты! – глядя на утконосого, качнул головой Холмский.

– А кто я?

Холмский покачал головой. Не самое сейчас подходящее время, чтобы задаваться вопросом, почему под левым глазом у мужчины больше морщин, чем под правым. Может, потому что он чаще щурит левый глаз, чем правый. И эта жилетка со множеством карманов, какая обычно бывает на вооружении у профессионального фотографа, для множества мелочей, которые приходится таскать с собой. И еще взгляд у мужчины быстрый, оценивающий, запоминающий. Фотограф искал ракурсы, а нашел надкушенное яблоко. Затолкал его под машину и обрел душевное равновесие. Но нервы все еще зудят, душа требует конфликта, но ничего не будет. Не станет утконосый обострять ситуацию, понимает, что нужно держаться в тени.