– Я вас вчера ждала, гражданин Холмский!

Парфентьева хмурила брови, изображая неприступную крепость, непонятно только, кто собирался ее брать.

– В следующий раз позвоните на «сто три», объявите приступ аппендицита. Я поверю. Приеду. И вырежу. Не дожидаясь перитонита.

– Вам смешно?

– Давайте под протокол. Если вам есть что сказать. А если нет, мне домой надо.

– Мы нашли труп незнакомой девушки.

– Даже не знаю, что сказать.

– Тело уже собирались вывозить, погрузили в машину, еще бы немного, и мы бы не успели.

– Но вы же успели.

– Почему вы сразу не сказали о трупе?

– Где протокол? Или опять из пустого в порожнее?

– Все случилось именно так, как вы говорили. Маркушин дружил с Ларисой Ядрышевой. Маркушин действительно вступал в половые отношения с Ядрышевой – назло Лаверову. Лаверов вступил в отношения с Маркушиной. Маркушина это разозлило. Он ударил Лаверова, Лаверов ответил, Ядрышева стала их разнимать. Маркушина могла его ударить. Бутылкой от шампанского… Откуда вы это знали?

– Ядрышева во сне приходила, рассказывала.

На глупый вопрос нужно давать такой же глупый ответ, причем с самым серьезным видом.

– Маркушин действительно мог шантажировать Лаверова липовой уликой. Заставил его разбить бутылку из-под шампанского и забрал горлышко с отпечатками его пальцев. Сразу спрятать эту липовую улику почему-то не успел.

– А это Лаверов мне расскажет. Во сне. Если вы отпустите меня спать, – зевнул в ладонь Холмский.

Он действительно хотел спать, но будет бодрствовать, пока наконец-то не настанет долгожданный миг. Пельменей не осталось, но есть свежее сало, положишь на язык, само растает. А потом спать, и никто ему в этой жизни больше не нужен. Кроме Риты. Но с ней он может встречаться только во снах.

– Лаверов ничего не сможет рассказать. Ни вам, ни мне, никому. Если вы заметили, о Маркушиных я говорила в сослагательном наклонении. Маркушина могла ударить. Ядрышеву. Маркушин мог шантажировать Лаверова. Но было ли это на самом деле, я не могу утверждать. – Парфентьева коварно улыбалась, изобличительно глядя на Холмского.

Надо же, он такой наблюдательный, а на нюансы в общении внимания не обратил.

– Я заметил, но вы же следователь, вам выяснять, кто что мог, кто что не смог. Труп вы нашли, от него и начинайте расследование. А я всего лишь врач скорой помощи.

– Труп мы нашли. Но в самый последний момент. А если бы увезли труп?

– Надеюсь, вы склоняете меня сослагательно, – усмехнулся Холмский. – Могли бы, но не накажете, да?

– Наказывать я вас не стану, но вы сейчас подробно в письменной форме изложите все ваши наблюдения… Выводы я буду делать сама! – немного подумав, добавила Парфентьева.

– Не колются Маркушины? На Лаверова все валят?

– Напрасно иронизируете. У них есть все шансы выкрутиться.

– И фамилия у этого шанса есть? – усмехнулся Холмский.

Фемида – девка слепая, но свободных нравов, если даже лифчика не носит. При наличии серьезного покровителя Маркушины действительно имели все шансы выйти сухими из воды. Брат мог отделаться минимальным, если не условным сроком, а сестра и вовсе избежать ответственности.

Рассказ о подробностях отнял у Холмского почти два часа. Наконец, он смог попрощаться с Парфентьевой и пообещать ей, что больше никогда не будет скрывать свои наблюдения от следствия.

А с трупом действительно нехорошо получилось. Тело несчастной девушки могли перезахоронить, не оставив о ней светлой памяти. На подземную стоянку под торговым центром Холмский заезжал, испытывая чувство вины. И заметив лежащего на земле мужчину, тут же нажал на педаль тормоза.