Это была обычная перебранка нашего балагана. Первое время я только взгляд переводила с одного спорящего на другого, пока совсем не начинала шея болеть. Теперь стало привычнее, поэтому поспешила переодеться, мельком взглянув на спокойную Шаваро, если в ней нет возмущения ‒ значит, и правда, стоило послушать Гинго и отказаться от похода в город. Хлеб с сыром найдется, даже есть еще соленое сало на варево ‒ все ж лучше, чем совсем ничего. А чутью вожака я доверяла, он в этом деле с рождения.

‒ Так-с! ‒ похоже было на то, что мужчина разозлился и, несмотря на превосходство в росте, вплотную подошел к карлице, едва дотягивающей до его пояса. ‒ Это ты тогда подбила Гвен выйти погулять по городу, что и привело к беде. И обе вы знаете, что лучше меня послушать! А если так хотите приключений, можете выметаться отсюда ко всем чертям. Но, учтите, Джай ни за кем из вас не пойдет!

На последних словах Гинго так рявкнул, что Игуми аж подскочила, а Гвен дернулась.

 ‒ Уяснили?!

Девушки дружно закивали. Довольно смешно, если бы не было так тревожно. Поэтому я перед тем, как мужчина нас оставил, все же спросила:

‒ Гинго, что-то опять стряслось, да?

‒ Просто будьте осторожны, ‒ бросил он мне напоследок. ‒ Это столица, могут быть бунты. Попадетесь королевской гвардии, вас точно никто не спасет. Башня Скорби станет вашим пристанищем навеки.

‒ Башня Скорби? ‒ переспросила я уже в, пропавшую за пологом, спину.

‒ О-о, ‒ задумчиво протянула старая цыганка. ‒ Это самая знаменитая тюрьма империи.

Она высыпала пепел из мундштука, в стоявшую рядом металлическую пепельницу, набила трубку свежим табаком и закурила.

‒ Ее построил дед нынешнего императора и сажал туда всех, кто смел противиться ему, ‒ продолжила свой рассказ Шаваро, выдыхая табачный дым. Игуми и Гвен заткнули носы, карлица даже отвесила матерчатый вход в фургон, чтобы он мог проветриваться.

‒ Он посадил туда так много народу, ‒ как ни в чем не бывало продолжала цыганка. ‒ Что все уже сбились со счета, люди стали забывать, за какие грехи их туда сажали. Просто если тебе не посчастливится можно было быть пойманным и брошенным туда. В один прекрасный день император швырнул в Башню свою молодую жену, которая якобы возлегла с другим. Я помню тот день…

Тут Шаваро умолкла и снова затянулась, а мы втроем с открытыми ртами продолжали смотреть на нее. Частенько Шаво баловала нас байками, но все по мелочи, всякими легендами да сказками. Казалось, она жила еще в древнее время, когда по земле и правда бродили драконы, которых она встречала лично. А история с заточенной императрицей произошла чуть ли не сотню лет назад!

‒ Это ж сколько ей лет-то? ‒ шепотом спросила у Игуми, на что получила толчок в бок и выразительное, как у вскипающего чайника, шипение карлицы.

‒ Тихо! Она такая старая, как… помет дракона… ‒ тут Игуми многозначительно покосилась на меня. ‒ Ну, или как твои шуточки. Лучше помолчи, а то Шаво собьется и забудет, что говорила.

‒ Царица была так прекрасна, ‒ цыганка снова выдохнула кольцо табачного дыма и продолжила свою историю. ‒ Золотые волосы царицы развевались на ветру, словно атласные ленты. Она рыдала, просилась, но никто не внял словам бедной женщины. Ее швырнули в ту яму, которую с тех пор так и прозвали Башней скорби и слез, так жалели люди молодую императрицу. Император же не сжалился даже тогда, когда в темнице у его жены родился сын. Не хотел он слышать о том, что его наследник растет в аду среди преступников и убийц. Изменницу с выродком он и вовсе не хотел видеть.