Оглядевшись по сторонам, отодвинула тихонько досочку и пролезла в узкий лаз.
Очутившись в сарае, стряхнула с плетеных сандалий налипший снег и пошла к дальней стенке, что прилегала к дому и около которой я соорудила себе лежанку. Стена нагревалась от печки, и если лежать к ней вплотную, то можно было почувствовать тепло…
– Кха-кха… – я не успела приложить ладошку и, затаившись, прислушалась. Вроде криков не слышно, значит, хозяйка дома не услышала и не прибежит ругаться.
Проклятый кашель мучал меня уже неделю, и мне казалось, что он становился только хуже! Это плохо. Здесь нет никаких лекарств, мне нечем лечиться. Да и я постоянно бегала в тоненьком платье, что не способствовало выздоровлению. Удивительно, что я раньше не заболела, в таких-то условиях. Однако то ли здоровье у этого ребенка было железное, то ли мне просто везло.
Побыстрее бы пришла весна! Я сама отсюда сбегу. Доберусь до города… А пока приходится жить здесь. Пусть мне это и не нравится.
Забравшись в уголок, задвинула загородку, прислонилась спиной к стене. Стянув обувь, растерла до красна ноги и села по-турецки: поджав ноги к себе поближе.
Закрыв глаза, постаралась дышать ровно, чтобы больше не кашлять… Сон стремительно накатывал, но я его гнала. И, как всегда, с плохим успехом. Несмотря на то, что я была взрослой и могла бы не спать часов восемнадцать, тело крохи было категорически против такого. Ребенку надо спать много. Кушать хорошо и расти. И по всем пунктам я плохо справлялась… И это была только моя вина…
В тот день, когда незнакомец ушёл, я дошла до деревни. Размазывая сопли по лицу, я вошла в небольшое, домов на двадцать, поселение.
Первой меня заметила худая женщина средних лет. Подбежав, она начала расспрашивать, откуда я пришла, где мои родители, почему одета не по погоде.
Понимая, что я должна быть ребенком: вести себя и говорить, как дитя, я залепетала про то, что родители лежат, не двигаются. А я бежала, бежала…
Ответ устроил, и меня взяла к себе та женщина, что первая и повстречала, хоть и без меня у неё забот было достаточно: трое своих детей, непутевый муж. Звали её Эна.
Я была сыта, одета, в тепле. И была бесконечно благодарна. Ну а чтобы не быть обузой, я помогала хозяйке как могла. Несколько месяцев, самых холодных, старалась изо всех сил, привыкая к новому телу, новому миру и порядкам в нём.
Ухаживала за курочками вместе со средней дочкой, Алиной. Чистила клетки, кормила разную живность. Таскала сено по разным углам, чтобы не прело. Учила младшего сына Эны говорить. Прибиралась в доме. Себе вещи сама штопала: научилась этому, глядя на старшую дочь.
А потом пришла беда. Заболел Риз, младшенький. Жар, озноб. От высокой температуры он начал бредить. Его заставляли жевать какие-то травы, укутывали посильнее. И ему становилось всё хуже и хуже.
Даже бедовый папаша всполошился, перестал пить, съездил в город и… ничего не привез, зато сам напился до состояния нестояния. Объясняя это тем, что он же так нервничал, так переживал!
Я долго не хотела вмешиваться, пока не поняла, что от моего бездействия малыш может умереть. Сначала я лепетала, как и всегда, пытаясь «на детском» языке объяснить, что надо бы Риза перенести в прохладу. Убрать лишнюю одежду. Но кто прислушивается в советам детей? Кто их, вообще, слушает?.. Верно. Вот и меня не слушали. Отгоняли, чтобы не мешала, и просили помолчать.
Поэтому мне пришлось всё взять в свои руки. Дождавшись, когда все уснут, даже выбившаяся из сил Эна, я тихонько вытащила Риза из кроватки и перенесла его в дальнюю комнату, где было прохладнее. Уложив на кровать, сняла всю одежку, протерла тело влажным полотенцем. Переодела малыша в тонкую ночнушку и укрыла одеялом. И от таких простейших манипуляций ребенку стало легче, и он перестал бормотать во сне. Однако я решила не останавливаться на достигнутом и всю ночь варила из разных трав, действие которых уже знала, отвары, и поила им Риза.