– Кстати, о Ллевингоре… – Мириан подошла к Гаю и присела на краешек стола, сдвинув бумаги к книгам. – Вы с братом уже всё обговорили?

– Я хотел заняться этим вопросом сразу после свадьбы, но срочные дела отвлекли… – ответил Стернс и тут же поймал себя на мысли, что со всей этой погоней за неуловимым противником он совсем забыл о самом главном: о том, чем должен заниматься правитель, неважно, будущий или настоящий.

Впервые с ним было такое. Впервые он посвятил себя тому, что тревожило его сердце. Впервые делал что-то не на холодную голову и впервые дрожал за жизнь. Не свою – чужую. И от этого его часто бросало в жар, крутило и выворачивало наизнанку, и уж точно заставляло думать о чём угодно, только не о расширении территорий.

Мириан окинула взглядом разворошенные свитки.

– Это и есть срочные дела? Что-то важное в документах? Я могу помочь?

– Сколько сейчас времени? – прохрипел в ответ Гай.

Мириан перевела взгляд на окно.

– Скоро обед.

Гай тяжело вздохнул.

– Как же медленно, – пробормотал он и снова закрыл глаза.

– Медленно?

– Медленно тянется время.

– Ты куда-то спешишь?

– Хочу, чтобы побыстрее наступила ночь.

Эта дрянная девчонка обещала, что к ночи вернётся. Но почему именно к ночи, а не к ужину, например? До ночи же ещё так далеко!

Гай потёр руками лицо и открыл глаза. Мириан смотрела на мужа в упор, и лёгкая, очаровательная улыбка не сходила с её губ.

– Зачем ждать ночи, если можно всё сделать сейчас? – проронила леди Стернс и скользнула с края стола на колени к мужу. Провела пальцами по застёжкам его одежд и принялась медленно расстегивать одну за другой. В третьей сверху застряла пара светлых волосков, но Мириан только смахнула их пальцами на пол и даже ничего не спросила.

Её мягкие, влажные губы захватывали его мочку уха, касались его щёк и спускались ниже. Её руки, совладав со всеми препятствиями, блуждали по его горячей груди. Её волосы растрепались, в какой-то миг лишившись шпильки, и разлетелись по плечам и спине: длинные, шелковистые и безумно пахнущие травами. Горькими травами. Теми самыми, от которых ещё пару часов назад Гая повело так, словно земля начала уходить из-под ног.

Гай помотал головой, прогоняя видение.

Мириан тут же приподнялась, прекратив ласки.

– Я что-то делаю не то? – робким шёпотом спросила она. – Я ещё не до конца опытна в этих делах…

Гай снова помотал головой и сам не понял, почему так сделал: то ли отрицал слова Мириан, то ли снова боролся с нахлынувшими воспоминаниями.

– Твои волосы… – с трудом пробормотал Гай. – Они так пахнут…

Мириан взяла прядь волос и осторожно поднесла к носу. Вдохнула.

– Я чувствую только мыло.

– Оно на травах?

Мириан снова вдохнула запах своих волос.

– Возможно. Но если тебе не нравится, я больше не буду им пользоваться. Попрошу Дагорма сварить мне новое.

– Попроси.

– Так и сделаю. Для этого, конечно, понадобится время, но думаю…

– А сколько сейчас времени? – совсем рассеянно спросил Гай.

Мириан недоуменно посмотрела на мужа.

– Ты спрашивал меня об этом всего несколько минут назад.

– Прости. Я что-то сегодня сам не свой.

Мириан зашелестела платьем, слезая с коленей мужа.

– Мне кажется, я зашла не совсем в подходящий момент. Ты занимался делами, а я тебя отвлекала.

Гай схватил жену за руку.

– Мириан, постой.

Но леди Стернс ловко вывернулась.

– Я и правда здесь лишняя сейчас. Лучше закончи то, что начал, а всё остальное подождёт ночи.

Гай и сам не заметил, как легко позволил жене уйти. Просто разжал руку и отпустил, ни секунды о том не жалея. Потом встал, прошёл к окну и снова бросил взгляд вдаль, туда, где, не переставая, кипела жизнь. Он смотрел долго, не отрываясь, и в какой-то момент ему даже показалось, что видит те самые смеющиеся глаза и то самое лисье личико, обрамлённое криво стриженными светлыми прядями, а около того личика – рыжие усы-щётки, что тянутся вперёд и так и норовят прижаться к бледным, розовым губам, нежным, как цветки фиалки. От такого бреда участилось сердцебиение. Но длилось оно недолго. Наваждение прошло, и то, что представлялось рыжими усами, обрело вид бледно-коричневых панталон, а смеющиеся глаза и лисье личико оказались лишь кукольной мордочкой, намалёванной на цирковом фургончике. Однако легче от этого не стало.