– Уж как получается, милорд. Я тут пока первые сутки – с непривычки всё путаю.
– Ты можешь ползти быстрее?
– Свои сапоги я почистила, но они развалились. Мне дали чужие, а те мне жмут. Сами понимаете...
– Расскажешь это моему дяде.
– Простите, милорд, но вы опоздали вовсе не из-за моих сапог.
– Я искал леди Мириан...
– Вашу невесту? – ахнула Рики, и как-то стало совсем не до сапог.
– ...а наткнулся почему-то на тебя.
– Я видела леди Мириан много часов назад, когда солнце ещё было высоко.
– Да? А мне передали, что её видели как раз в этом крыле и совсем недавно.
– Кроме меня и брата тут никого не было. Я вам не вру! Пустые коридоры, пустая лестница...
– И как она тебе?
– Лестница?
– Тьфу.
Гай резко остановился, и Рики налетела на него, ударившись лбом о плечо. Вокруг всё переливалось и блестело, глаза с трудом разлипались, привыкая к буйству огней, а из распахнутых настежь дверей, ведущих в огромную залу, доносился шум. Оттуда же шли и такие запахи, что у Рики сразу заурчало в животе. Но, отлично помня недавний разговор, девушка мигом взяла себя в руки, одёрнула на себе тунику и съехавший в сторону жилет, пару раз моргнула и смело шагнула за Гайлардом, успев услышать от него заветное:
– Запомни, ты всегда со мной. – И затем уже более прозаическое и возвращающее с небес на землю: – Стоишь за моей спиной и не зеваешь.
3. Глава 3. Ключ
В народе поговаривали, что у Нофлорта три сердца.
Холодное и расчетливое принадлежало северной столице королевства, величаво именуемой Эйрой, что в переводе в мёртвых языков означало «заснеженный форт». В тех местах часто было холодно, снег таял ближе к середине весны, люди говорили коротко и по делу, и меховые накидки были самым ходовым товаром на главном базаре.
Добродушным и гостеприимным было сердце второе. Числилось оно за землями срединными, богатыми на реки и озёра и находившимися под присмотром лорда Альгервильда. Что и говорить, места вокруг Папоротниковой впадины были любимы всеми. Любимы за полные дикого кабана леса, за тишь и умиротворение вокруг, за неспешные беседы за ломившимися от яств столами и за круглолицых крестьянок, что несли к ужину наломанный крупными кусками хрустящий хлеб или головку ноздреватого сыра.
Было ещё и третье сердце.
И если первое всегда билось ровно и на лишний удар было скупо, а второе своим стуком успокаивало и настраивало на разговор по душам, то третье разрывалось на части, частило и не щадило себя ни секунды, словно каждый прожитый миг был последним. Сгорая от страсти, то сердце купалось в лучах горячего южного солнца и наслаждалось жизнью. Такими были дни в Торренхолле, таким был и весь юг королевства, такими были местные закаты и рассветы, полные красок и запахов, будоражившие воображение и сводившие с ума.
В тот вечер третье сердце не унималось, стучало громко и затихать не собиралось даже на ночь. Слуги сбились с ног, едва успевая подавать к столу угощения. Вино лилось рекой, хлестало через край кубков и шлепалось бордовыми кляксами на деревянный стол. Вытирать кляксы никто не спешил – прислуга просто бахала поверх них очередное блюдо с уткой, обложенной печёной айвой, и навсегда забывала о въевшихся в дерево пятнах.
Шум стоял неимоверный: обсуждались всякие мелочи, начиная с последних новостей о здоровье королевы Маргариты, правившей в королевстве за морем, находившемся столь далеко, что никто не решился послать ей гонца с приглашением на свадьбу (королева всё равно бы не прибыла, а почтовые расходы были бы колоссальны), и заканчивая цветом пуговиц, популярным этим летом у нолфортских модниц. Затих шум лишь, когда в дверях появился Гайлард. По обе стороны у входа в трапезную стояли стражники, и покорно следовавшая за Стернсом Рики всё боялась, что они сомкнут свои пики прямо перед её носом, а потому чуть ли не прилипла к спине Гая, пару раз даже отдавив ему пятки.