Ей казалось, что уши заложило – такая дикая, потусторонняя тишина сгущалась вокруг, стоило утихнуть эху дверного хлопка. Не решаясь сделать лишний шаг ( и так уже вторглась в чужие владения), Марта застыла в дверях, озираясь, одновременно с опаской и любопытством. Она никогда не была такой уж трусихой, в детстве непременно лезла первой проверять лесные схроны лис. Они тогда жили в другой части страны, тоже у леса, правда самого обычного, не магического. Переезжали раз пять, потому что отец занимался наукой, а мать не желала надолго разлучаться. Родительский брак был редким случаем единения и взаимопонимания. Марта почти не слышала, чтобы они спорили по–крупному, разве что по поводу переезда сюда, в Арль. Отчего–то матушка впервые заартачилась. В ход шли уговоры, угрозы, слезы, но отец был непреклонен, будто что–то непреодолимо тянуло его…

Ей, Марте, самой хотелось разгадать загадку местного леса. Отец желал выяснить, отчего дружелюбный некогда он вдруг переродился в страшное, смертельно опасное место. Слушая, как он бормочет что–то себе под нос, Марта рисовала в голове мохнатых монстров и кусты–убийцы. Когда отец сгинул, ей долгое время снились кошмары, как кто–то зовет ее в лес. Вкрадчивый голос нашептывал насмешливо: –Приди и спаси его, боишься? – Она боялась, просыпаясь в холодном поту и долго еще не решаясь прикрыть глаза, чтобы не увидеть больше пугающую фигуру в длинном плаще и затягивающий, как взгляд василиска, янтарь колдовской радужки. Марта была уверена, что это местный хозяин – одуревший от власти маг, опьяненный чернью первородной магии, известной своей силой сводить с ума слабых духом.

Она порывалась пойти в лес, правда хотела рискнуть ради спасения отца, но матушка отговорила. Плакала, хватала за руки, молила не покидать ее, все твердила, что чувствует – нельзя пусть дочь в лес: не вернется живой. Марта пожалела ее, сдалась. И вот теперь она здесь. Мать была в горячке и не могла знать, куда отправилось единственное ее дитя ради призрачного шанса на спасение. В конце концов, у нее, у Марты, тоже не осталось никого, кроме матери. Из–за частых переездов связь с друзьями извечно истончалась, а завести здесь новых Марта не успела. Разве что болтала иногда с сыном пекаря, да помогала местному лекарю, потому что отец учил различать травки и правильно их собирать. Травником–зельеваром он не был, но о растениях знал столько, что и на сотню трактатов хватило бы.

–В тебе нет магии, дочка, – задумчиво глядя, как зачахший, казалось, побег тянется к рукам Марты, удивлялся он. – А растения ластятся к тебе, будто тоскующий щенок к хозяину. Столько загадок повидал на веку, а главная – собственная дочь.

Она скучала за отцом. Безумно, до желания рыдать в подушку. Отчего–то, пройдя по лесу до самого замка, ощущала тоску с удвоенной силой. Стоя в едва освещенном свечами помещении – должно быть, гостиной – Марта думала, удалось ли отцу добраться сюда тоже. Не здесь ли оборвался его путь? От руки ли хозяина дома, отчего–то еще не явившегося выкинуть незваную гостью прочь.

–Простите… – неуверенно, слишком тихо, чтобы в самом деле привлечь внимание, уточнила Марта. Пламя свечи по левую от нее руку дрогнуло от дыхания, изломанными тенями уродуя очертания канделябра. – Хозяева? – какой дурочкой она себя ощущала! Побирушкой с базарной площади – не иначе.

Замок молчал. Ее не выкинуло из двери порывом ветра, не ударило о стену силой чужого гнева, невидимая рука не сдавливала шею. Марта ожидала чего угодно, рисуя себе самые страшные картины, но вот она стоит в темноте и ничего не происходит. Обернувшись, Марта дернула за ручку двери – та не поддалась. Видимо, ее все–таки заметили. Кто–то невидимый вынуждает гостью зайти подальше в этот капкан. Марта дернула дверь еще раз.