- Действительно, - Брок закивал, чтобы меня убедить. – Я и сам в свое время приложил руку к, так сказать, демонизации этого человека. И ему при этом самому было смешно от того, что мы придумали…

Саид

Когда-то здесь был океан. Сколоченные из бревен шхуны пересекали его неподвижную гладь, редко достигая желанных берегов. Их останки, говорят, до сих пор находят археологические экспедиции, как и диковинные пустые раковины, отполированные временем.

Это была довольно развитая по тем временам цивилизация, у них даже имелся свой город, похороненный где-то в песках. Так говорила Мелек, с тоской глядя мне в глаза в немой надежде, что однажды я позволю ей отыскать этот затерянный город. Я не спешил убеждать ее в обратном. Но спустя два года она и сама начала понимать, что с прошлым покончено, и она больше не археолог с амбициями, а всего лишь рабыня вождя. Чтобы не сойти с ума, находила успокоение в рассказах, которые я слушал с интересом. Никогда не надоедало.

Я вряд ли отпущу ее. Но на восходе ее двадцать пятой луны, пожалуй, отвезу туда, где из песка величественно поднимаются остатки древнего строения с кладкой, которую не под силу воспроизвести современным архитекторам. Тех, кто мне верен и предан, я готов одаривать щедро.

Закат солнца – ритуал, который я не пропущу. Есть что-то величественное в том, как золотой огонь меняет оттенок, и по песку бегут багровые блики. В такие моменты кажется, что я действительно на крошечном острове среди огромного океана, в котором плещется расплавленное золото.

Вдали до горизонта – белые блики шатров и строений. Пройдет совсем немного времени, и на песке возникнет город. Пусть и уступающий небоскребам мегаполиса, но не имеющий ничего общего с поселением по добыче алмазов, в котором я провел так много времени.

Это моя земля. Вдали от правящей семьи эмира, которой я служил верой и правдой столько лет, и был изгнан лишь за то, что сердце одержало верх над разумом. То, что тогда казалось наказанием, стало для меня истиной свободой.

Я стал правителем этой жаркой песчаной пустоши. Я собрал племена, объединив их так, как однажды это сделал пожилой эмир Аль Мактум, и заставил присягнуть мне на верность. Многие ушли со мной, бросив поселение. Я всегда знал, что имею куда больше влияния над разумом и волей своих соотечественников, чем Кемаль.

Договор между мной и эмиром был негласным, но по умолчанию предусматривал, что мы никогда не скрестим мечи и не выступим друг против друга. Такой поворот событий как раз меня устраивал. Здесь, вдали, там, где прежде ступала нога лишь местных племен, был заложен фундамент моей будущей империи.

Разбитое сердце лечит время. И жажда идти вперед. Вытеснить из него прочь следы той роковой любви, что не имела права на существование. Только сам носитель этого сердца неминуемо становится тем, кого из меня долгие годы лепила народная молва.

Ранее меня считали монстром без права на жалость. Это было очень далеко от истины. Но сейчас, сам того не ведая, я оправдал все ожидания тех, кто пугал своих детей моим именем.

Там, за горизонтом, в песках – братская могила тех, кто не склонил голову перед моей волей. Кто не принял протянутую руку. Их жены и дети получили в моем поселении статус рабов. Жестокий шаг, который пришлось сделать, чтобы никто больше не смел идти против меня.

Возможно, это была не столь большая победа, но завоевать весь мир я не стремился. Потому что мне бы пришлось идти по головам и по шею в крови. Ассасин стал тем, кем его хотели видеть все это время.