- Что ты решила насчёт короля? - словно у нас одни мысли на двоих, вдруг прямо в лоб спросил Лаэрн.
Прежде чем отвечать, внимательно посмотрела на него, пытаясь понять, не набирает ли снова обороты недавно угасшая ревность.
- Несколько часов назад ты сказал, что иногда сиды вынуждены подчиняться диктату Чар, - я тяжело вздохнула. - Боюсь, что это как раз наш случай. Не только с Замфиром… И хотя у меня совсем нет желания быть живой игрушкой в невидимых руках разумной магии, и я даже готова попытать счастья где-нибудь спрятаться, укрыться от бесконечной череды мужчин и проблем, всё же что-то подсказывает: сколько ни бегай, случившегося не отменить. Как любит приговаривать бабушка: «Судьба - она и за печкой найдет».
- Твоя бабушка права. Только не судьба, а Чары. Ты помнишь пророчество?
Он знал, что да, но видимо, хотел обратить моё внимание на какую-то очередную деталь. Самое интересное, такова была судьба всех значимых предсказаний. Единожды услышанные, они раз и навсегда врезались в память того, для кого были произнесены. Даже если звучали как откровенная белиберда, или отличались внушительным размером.
Я кивнула, предчувствуя, что сейчас будет сказано что-то очень значимое.
Вместо этого, Лаэрн процитировал странный стих дядюшки Мунка и, словно к чему-то меня подталкивая, повторил последнюю строфу:
- Веди к рассвету свой народ.
- Это самая дурацкая часть предсказания, - пожала плечами в недоумении и, подняв свалившуюся на пол подушку, устроилась поудобнее.
- О каком народе может быть речь? Я же не библейский Моисей, который сорок лет водил народ Израиля по пустыне. Кстати, воды там тоже были, - сослалась я на ещё одну из строчек пророчества, так перекроившего всю мою жизнь. - Блин, точно, получается я Моисей!
Пошутила и сама же засмеялась. Лаэрн лишь приподнял густую темную бровь. Видимо, слышать о героях христианских историй ему раньше никогда не приходилось.
- Так и что же, где, по-твоему, я обзаведусь «своим народом»? - отсмеявшись, спросила у него. - Ты же не считаешь, что ты, Аспиды, а теперь еще и Замфир этим самым народом и являетесь?
По выражению серьезного, как штамп в паспорте, лица Арканума, я поняла, что недалека от истины.
- Понимаешь ли ты, Колокольчик, что твоя способность возвращать «пустым» фейцам утраченную суть, дарить им новое истинное имя - важнейший и невиданный прежде дар? Ты - величайшее сокровище обоих миров, не потому что, - Лаэрн на секунду прервался, словно ему было больно говорить, - я люблю тебя. А потому что у сотен тысяч обреченных жителей Высоких Холмов впервые со дня сотворения Инмира наконец-то появилась надежда.
Чем больше он говорил, тем сильнее росла в сердце тревога. То, что временами казалось игрой и, в общем-то, не требовало от меня никаких особых усилий, вдруг стало выглядеть как священная миссия, важнее которой и быть ничего не может. Груз внезапно свалившейся ответсвенности становился всё больше, всё тяжелее, и я вдруг физически ощутила, как она нависла надо мной неподъемной колоссальной громадой, угрожая в любой момент попросту раздавить.
- Не заглядывай наперед и ничего не бойся. - Он переплел наши пальцы, посылая по связующей нас нити токи поддержки и тепла. - Вовсе неслучайно Чары отметили своим благословением тебя, а не кого-то из Высших. Ты прочнее, чем думаешь. Более того…
Лаэрн навис сверху, пронзая тяжелом, почти безумным от чувств взглядом.
- Ты уже, - он сделал ударение на последнем слове, - не имея внятной цели, власти или могущества собираешь вокруг себя раненых, но, пожалуй, сильнейших из бессмертных. Ты постоянно удивляешь, волнуешь и бесконечно очаровываешь меня. И, должен признать, не только меня.