– Если быть честной, то… Чеслав Александрович, вряд ли вам одобрят опеку над Ксюшей, – откладывая бумаги, произносит она.

– Почему? Я нищий? Безработный или пьющий, или…

– Вы слишком привлекательный мужчина, – усмехается Зинаида. Ее грудной голос надламывается. – А Ксюше одиннадцать лет. Надеюсь, намек поняли?

– Нет, уж извините.

– Жены у вас нет. Так яснее?

– Я вдовец.

– Когда молодой и смазливый мужчина хочет опекать юную девушку, это выглядит странно. Женитесь, Чеслав. И приходите сюда с женой.

– Легко вам рассуждать, – взрываюсь я. – Мне не хватает времени на нормальный сон и увлечения, а вы… О каких свиданиях речь или…

– Вот именно. Кто будет присматривать за ребенком в ваше отсутствие? Вы сами и ответили на вопрос.

– Ничего нельзя сделать? У меня нет женщины, невесты тоже… После смерти супруги я… – беспомощно развожу руками.

– О фиктивном браке слышали? Только чур я ничего вам не говорила. Ну, попросите вы кого-то вам подыграть, делов-то? – заговорщицким тоном произносит Зинаида. – И не благодарите.

Во мне кипит что-то похожее на гнев. Однако, выйдя на улицу и окунувшись в объятия осеннего воздуха, я немного успокаиваюсь, начиная мыслить трезво.

Зинаида ведь права… Может, Ирку попросить выйти за меня фиктивно? Или Настю из лаборатории?

– Заждался, Лесси? – присаживаюсь к псу и развязываю поводок.

Какого черта я поперся в органы опеки сегодня? Опоздания не миновать. К тому же у меня тяжелая пациентка… Еще и голодная.

Почему я, вообще думаю о ней? Наверняка у кареглазой есть родители и подруги? Те, кто принесет ей еду и позаботится. Ведь так? Я словно сам себя убеждаю в неправильности сострадания. Ну, пожалел я ее, так и что?

– Привет, Чес. Лесси покакал? – суетится Ксюха, когда я вхожу в дом.

Пахнет бульоном из домашней курицы и свежими овощами.

– Да, два раза. Он у нас умница, да, Лесси? Ты чего такая, мелочь? – спрашиваю, замечая ее испуганные, потухшие глаза. – Ну-ка, рассказывай.

– Я слышала, как ты утром говорил по телефону с этой мымрой из опеки. Скажи прямо – меня заберут в детский дом? Ты передумал меня… Не хочешь, чтобы я стала твоей дочкой? Знаешь, Чес… Я ведь тебя специально не называю папой, – всхлипывает Ксюшка.

– Господи, с чего ты взяла? Дурочка мелкая. Зинаида не мымра, ясно? Она предложила мне вариант решения нашей проблемы. Сегодня я буду стараться все решить.

– Будешь стараться или… Или решишь.

– Решу.

– Точно? Фух...

– Я никогда не давал пустых обещаний, Ксю.

– Бульон сварила, луковицу вынула. Зелень покрошила. Ты не передумал кормить эту пациентку? Может, ей все принесли?

– Если так, съем сам. Больно аппетитно выглядит. Не скучайте тут, ладно? Ты уроки сделала?

– Нет еще. Успею, не волнуйся.

Небо затягивает серыми, плотными тучами, когда я паркуюсь возле больницы. Переодеваюсь в пижаму, просматриваю график операций и иду прямиком в реанимацию… Не должен туда идти, а ноги сами несут. Она умирала вчера в моих руках. Я был внутри нее в самом прямом смысле этого слова, чувствовал пульсацию ее сосудов и молился богу, чтобы тот не допустил ее смерти…

– Как вы себя чувствуете? – произношу чопорно, присаживаясь с краю ее койки.

Дана выглядит по-другому – ее длиннющие, черные волосы заплетены в толстую косу, а на щеках сияет румянец. Едва уловимый, но вчерашней мертвенной бледности нет.

– Спасибо вам большое. Вы меня спасли, – сипло выдавливает она.

– Вы ели? – произношу, вытаскивая из кармана пластиковый, высокий контейнер.

– Ой… Неудобно-то как. Вы так всех пациентов кормите или самых…