– Не надо, ладно? Искать тайный смысл там, где его нет. Я нормальный человек, только и всего. Так что?

– Не ела, – отворачивается она к окну.

Все-таки янтарные глаза… Как у тигра или оленя. Огромные, на половину лица и очень грустные.

На тумбочке Даны даже воды нет. Никто не приходил… И одета она во вчерашнюю, больничную сорочку. Нет апельсинов, цветов, резиновых тапочек…

– Так дело не пойдет. Вы хотите выздороветь? – спрашиваю я, ища ее взгляда.

Дана продолжает смотреть в окно, нервно теребя пододеяльник.

– Не знаю. А зачем?

– Послушайте, всякое в жизни бывает. Но нельзя же так. Давайте позвоним вашей маме или подругам. У вас же они есть?

– А вчерашнего кино вам не хватило, чтобы понять, где моя подруга? – надтреснуто произносит она. – Я закрытый человек. Плохо схожусь с людьми, тяжело привыкаю. И подруг у меня больше нет… А мама… Вам не понять. Мама всю жизнь ходит в любовницах. У нее то один дома живет, то другой. Сначала я пыталась запоминать их имена, а потом… Потом плюнула на это дело. Они все равно потом к женам возвращались, как это часто бывает. Да что вам нужно от меня?

Ну, все… Кажется, скоро у нее начнётся истерика.

– Рот открывайте, – беспристрастно произношу я, откручивая крышку контейнера. – Для начала мне нужно, чтобы вы поели. Не хочу, чтобы меня уволили, если вы помрете ненароком. У меня слишком много работы, чтобы просиживать штаны в кабинетах и писать объяснительные.

– Спасибо, – шепчет она, проглатывая порцию. – Передайте жене от меня благодарность.

5. Глава 5.

Чеслав.

– Я не женат, – отвечаю, напуская на лицо строгость.

– Ясно, неудивительно, – бросает Дана, сосредоточиваясь на еде.

– Почему это? По-вашему, я неблагонадежный или…

– Извините, я не это имела в виду, – улыбается она. – Наверное, женщины вам прохода не дают? Или вы им… Такие мужчины не созданы для брака и… прочей стабильности. Не каждая вытерпит подобное.

– Да уж… А кто создан? Такие, как ваш муж? Простите, – тушуюсь я.

Какого хрена я сейчас о нем вспоминаю? Дане восстанавливаться нужно, а не думать об этом козле. Хотя впечатление он производит благоприятное… Наверное, таким, как он хочется верить? Интересно, что он сейчас делает? Может, мне, как лечащему врачу Ермаковой стоит вмешаться? Позвонить, призвать его к совести, попросить принести жене горячее питание и книгу?

Нет, не в моих это правилах – лезть в чужую жизнь…

– Да ладно, вы правы. Мой… почти бывший муж производит впечатление надежного человека, а вы… Простите за мою откровенность, но раз уж вы меня видели с изнанки, думаю, я имею право высказаться. Вы похожи на ветреного человека. Влюбчивого, увлекающегося…

Я совершенно не такой! Абсолютно. Неужели, правда, похож на альфонса? Не подаю вида, продолжая осмотр пациентки.

– Вы мочились?

– Что, простите?

– В туалет ходили?

– Еще нет. Катетер сняли час назад. Извините за мои разговоры. Спасибо вам за бульон, очень вкусно.

– Дана, я могу быть уверенным, что вы не сотворите глупостей? Может, позвонить вашему мужу или… Ну, есть же у вас близкие? Коллеги?

– Вчера я лишилась всего. Так понятнее? Семьи, работы, дома… После выписки отсюда я окажусь на улице.

Говорит об этом так спокойно… Аж зубы сводит от ее нарочитой уверенности в себе. Вчера ведь умирала на операционном столе… Нет, так нельзя… Надо хотя бы мать ее найти и позвонить.

– Скоро вы выздоровеете, – произношу дежурную фразу. – Следите за температурой, больше пейте. Извините, мне нужно идти к другим пациентам.

Дана смотрит на меня с нескрываемым разочарованием. Ну, а что она хотела? Чтобы я бросился ей помогать? Искать адреса социальных приютов, жилье и работу? Я врач, а не мать Тереза.