Потом наступает долгожданная пауза, где я хоть немного могу выдохнуть. Мы с Яром сидим за своим столом. Гости тоже рассаживаются. Официанты уходят в кухню, чтобы вынести первые блюда.

— А мать твоя, похоже, со вчерашнего вечера ничего не ела, — смеется Яр, кивая на фуршетный стол.

Она и впрямь ведет себя так, будто слаще морковки в жизни ничего не пробовала, а сейчас дорвалась до нормальной еды. Мечется вдоль стола и запихивает в свой рот все подряд. Мне даже немного стыдно за нее становится.

Возле мамы заскучал Матвей. Он растерянно вертится по сторонам — столько новых людей вокруг. Через секунду наши взгляды с сыном встречаются.

Он бросает на пол дольку яблока, которую всучила ему бабушка, и через весь зал бежит ко мне.

Ольга Михайловна не успевает придержать внука, потому что ее руки заняты тарталетками.

Я встаю из-за стола.

Сынок, взобравшись по ступенькам, оказывается на подиуме.

— Мама, — вполголоса говорит Матвей.

В ресторане фоном играет музыка, вряд ли лишние люди смогут услышать это обращение, а вот Ярослав…

— Почему он называет тебя матерью?

От подозрительного тона Усольцева у меня по рукам ползут мурашки. Я старалась всячески оградить Матвея от Яра, пока мы живем под одной крышей. Впрочем, и сам Ярослав никакого интереса к ребенку не проявлял.

— Он… маленький еще… У Матвейки нет настоящей мамы. Ее заменяю я.

— Даже так?

Наверное, Усольцеву это не очень понравится, но я беру Матвея на руки и иду обратно за стол. Усаживаю малыша на колени. Да, я была абсолютно права, по взгляду Яра понимаю — он не в восторге. Но мне на это наплевать. Я слишком люблю сына. И он посидит здесь, раз соскучился по мне!

— Матвей башмаками пачкает тебе платье, — кивает на мой белый подол Усольцев.

— Ничего страшного. Стряхну пятна салфеткой, — и демонстративно отворачиваюсь к сыну. — Что ты хочешь?

— Фе, — он морщит носик и указывает пальчиком на Ярослава.

Тот вскидывается:

— И как это понимать?

А вот я догадываюсь, почему сыну так не нравится физиономия его папаши.

— Ты не побрился. Матвей думает, что у тебя грязное лицо.

Хихикнув, вновь становлюсь серьезной и сдавливаю улыбку, едва посмотрев на недовольное лицо Усольцева.

Яр склоняется к сыну и позволяет ему дотронуться до своей колючей щеки.

— Ого! — удивляется Матвей, совершив для себя очередное открытие — не у всех людей гладкая кожа на щеках, как у него и его мамы.

— Вот тебе и ого, — кивает Яр малышу. — У тебя тоже так будет лет через двадцать.

Усольцев смотрит на Матвейку неотрывно, а у меня сердце будто замедляет ритм.

Интересно, заметил ли Ярослав внешние сходства между ним и сыном? Хотя цвет глаз малышу достался мой, зато светлые волосики у него от папы...

Эх, наверное, Усольцев не столь придирчив к мелочам или его мысли настроены не на ребенка, а заняты чем-то другим более важным для миллиардера, раз он, скользнув взглядом по сыну, безучастно отворачивается. Берет бокал с ледяной водой, чтобы промочить горло.

— Лен, — на подиум взбирается мать, — отведу Матвея в детскую комнату, а то программа вечера скоро начнется. Ребенок будет мешать.

— Он мне ничем не помешает, — крепче обнимаю малыша.

— Действительно, — впервые с мамой соглашается Яр. — Пусть резвится в своей возрастной компании. Матвею с ребятней будет интереснее. А ты в перерывах за ним наблюдай.

Как же не хочется отпускать своего милого сыночка. Ласково погладив его по головке, спрашиваю:

— Пойдешь знакомиться с новыми друзьями?

— Да! — кивает мой крепыш.

— Хорошо, тогда бабушка тебя отведет.

Ссаживаю Матвея с колен. Он топает к бабульке и послушно берет ее за руку. На мгновенье обернувшись ко мне, машет.