Едва паркуемся во дворе особняка, не дожидаюсь, когда водитель откроет дверь, сама выхожу из автомобиля и быстрым шагом направляюсь в дом. Зайдя в прихожую, вижу охранников, которые тягают какие-то коробки. Заподозрив неладное, взмываю по лестнице на второй этаж и встречаю Ираиду.

— Что здесь происходит? — слегка запыхавшись, спрашиваю женщину.

— Ольга Михайловна пожелала изменить комнату под свой исключительный вкус, — отвечает она, пряча недовольство за стиснутыми зубами.

Что мама делает?! Да мы вообще в этом особняке на птичьих правах! И я даже не берусь прогнозировать, чем обернется проживание с Усольцевым!

Пребывая в немыслимом шоке, от которого волосы на моей голове вот-вот встанут дыбом, спешу в спальню матери.

Застыв перед настежь распахнутой дверью, замечаю, что на дизайнерской кровати были закреплены деревянные балки, совершенно не подходящие под интерьер. А сейчас на них вешают шелковый балдахин с кокетливыми кисточками.

Другие мужчины сверлят в стенах дыры, чтобы повесить реплики картин знаменитых художников. На полу лежит чудовищно-пошлый ковер под имитацию шкуры тигра. Вместо воздушной тюли на окнах теперь гобеленовые бордовые с золотом портьеры.

Мама в своем юбилейно-велюровом платье стоит посреди комнаты и руководит процессом, уперев руки в бока.

— Мама! — окрикнув ее, влетаю в спальню.

Она вздрагивает, но, обернувшись, гордо поднимает голову.

— Вернулась, Лен?

Пытаюсь найти в ее глазах хотя бы капельку здравого мышления.

— Что ты творишь?!

Я успела оценить масштабы преображения комнаты и понять — платить за все будет Усольцев.

— Я спросила у Ираиды, — вскидывается она. — Экономка дала добро. Сказала, Ярославчик не против.

— А если он передумает и стребует обратно потраченные средства? Ты об этом подумала? Как ты будешь их отдавать?

Мама поджимает губы.

— Не стребует, если будешь слушаться меня.

Меня трясет. Еще раз осматриваю хаос, что учинила мать, и не замечаю среди него самого важного для меня человечка, которого я оставила на маму.

— А где Матвей?

— Матвей? — растерянно ахает. — Да тут вроде бегал…

— Ты что, о нем забыла?! Как ты могла?! — Берусь за голову, быстро обходя комнату.

— Никуда он не денется, — даже теперь отказывается признавать вину. — Под кровать, наверное, забрался.

В спальне сына нет. Выбегаю в коридор и там почти натыкаюсь на подоспевшего Ярослава.

— А маменька, в отличие от тебя, прекрасно обосновалась в доме, — приподнимает уголок губ.

— Ай! — отмахиваюсь. — Не напоминай, пожалуйста!

Иду по коридору.

Усольцев следует за мной.

— Что случилось?— спрашивает он.

— Мама проворонила собственного внука! — вскрикиваю я, не оборачиваясь.

Вижу впереди приоткрытую дверь в ванную. Заглянув туда, выдыхаю. Нашелся, слава богу.

Матвейка стоит возле унитаза и держит над ним флакончик с санитайзером для рук.

— Бух? — спрашивает малыш, глядя на меня.

— Нет, солнышко, — замотав головой, осторожно подкрадываюсь к нему. — Не надо бросать.

— А вот и потеряшка, — подходит к ванной Усольцев.

Я смотрю в унитаз, а он уже полный… Там бутылочка с жидким мылом, крем для рук, флакон туалетной воды и даже маленький стеклянный ароматизатор.

Не успеваю забрать санитайзер. Матвей отправляет его в компанию к остальным ванным принадлежностям и оглядывается на Усольцева. Оттопырив большой палец, поднимает ручку вверх, показывая Ярославу, мол, круто же у меня получилось?

— Ага, супер, — недовольно кривится Усольцев, скрещивая руки на груди.

— Я все сейчас достану и вымою, — виновато пожимаю плечами.

— Не утруждайся. Скажи Ираиде, чтобы заменила испорченные предметы. И прошу впредь внимательно следить за своим племянником, — посмотрев на меня, опускает взгляд на Матвейку. — Невоспитанный.