– Да, пил… кажется. – Мистер Брэддок погрузился в размышления. – Да… Да, чай я пил.

Кей налила себе чашку и начала с наслаждением прихлебывать.

– Как же я устала! – сказала она.

– Выдался плохой день?

– Примерно такой же, как всегда.

– Миссис Б. сердечности не излучала?

– Без особого избытка. Но к несчастью, сын и наследник был сама сердечность.

Мистер Брэддок кивнул:

– Этот типус немножко множко.

– Да, слегка.

– Напрашивается на хороший пинок.

– И очень.

Кей брезгливо повела плечами. Формально ее обязанности на Тэрлоу-сквер исчерпывались чтением и писанием писем миссис Уиннингтон-Бейтс; однако, казалось ей иногда, наняли ее главным образом в качестве духовной боксерской груши для упражнений вышеуказанной дамы. И в этот день ее патронесса была особенно нестерпимой. А вот ее сын, недавно вернувшийся под родительский кров после безуспешной попытки заняться куроводством в Сассексе и болтающийся под означенным кровом без всякого дела, в немногие выпадавшие ему удобные минуты вел себя галантнее обычного. Кей чувствовала, что жизнь стала бы немножко легче, если бы миссис Бейтс восхищалась ею чуть побольше, а Клод Бейтс – чуть поменьше.

– Помню его со школы, – сказал мистер Брэддок. – Червяк!

– Он учился с тобой в школе?

– Да. Помладше меня. Гнусный шпингалет, который обжирался, терся у каминов и увиливал от игр. Помню, как Сэм Шоттер задал ему трепку, когда он слямзил хлеб с джемом из школьной лавочки. Да, кстати, Сэм скоро приедет. Я получил от него письмо.

– Да? А кто он такой? Ты раньше о нем не упоминал.

– Неужели я тебе не рассказывал про старика Сэма Шоттера? – с удивлением спросил мистер Брэддок.

– Никогда. Но он кажется на редкость привлекательным. Всякий, кто задал трепку Клоду Бейтсу, должен обладать множеством хороших качеств.

– Он учился со мной в школе.

– Какое множество людей училось с тобой в школе!

– Ну, в Райкине, знаешь ли, было шестьсот ребят, не меньше. А у нас с Сэмом был общий кабинет для занятий. Вот кому я завидую! Он помотался по всему свету, развлекался во всю мочь. Нынче в Америке, завтра в Австралии, а послезавтра в Африке.

– Непоседливый субъект, – заметила Кей.

– Последнее время он вроде бы работал в конторе своего дяди в Нью-Йорке, но в этом письме он пишет, что едет сюда работать в Тилбери-Хаусе.

– В Тилбери-Хаусе? Неужели? Вероятно, дядя с ним познакомится.

– Как по-твоему, стоит устроить для него, скажем, обед, чтобы познакомить его кое с кем? Ну конечно, ты и твой дядя, и, может быть, мне удастся заполучить старика Тилбери.

– Ты знаком с лордом Тилбери?

– Еще как! Иногда играю с ним в бридж в клубе. А в прошлом году он пригласил меня пострелять фазанов.

– А когда приезжает мистер Шоттер?

– Не знаю. Он пишет, что точно сказать не может. Видишь ли, он плывет на грузовом судне.

– На грузовом судне? Но почему?

– Ну, это то, что он делает. И что мне бы хотелось делать.

– Тебе? – изумилась Кей. Уиллоуби Брэддок всегда казался ей человеком, которому, чтобы чувствовать себя хорошо, обязательно требовались блага – и даже изнеживающая роскошь – цивилизации. Одним из самых ранних ее воспоминаний было следующее: она сидит на дереве и осыпает его детскими насмешками, ибо до ее ушей из надежных источников дошло: он ложится спать в теплых носочках! – Какая ерунда, Уиллоуби. Ты же сразу взвыл бы от неудобств!

– Не взвыл бы, – упрямо возразил мистер Уиллоуби. – Малая толика приключений пришлась бы мне в самый раз.

– Так что тебе мешает? Денег у тебя хоть отбавляй. Если бы ты захотел, то мог бы стать пиратом и перехватывать в Карибском море испанские галеоны с золотом.