– Господи Боже ты мой! – произнес голос.

Сэм поднял голову. Над изгородью, отделявшей сад от соседнего, нагибалось знакомое лицо. Его полуночная гостеприимная хозяйка. Но если тогда она щеголяла бигуди и халатом, то теперь ее аккуратно облегало ситцевое платье, а волосы покрывал симпатичный чепчик. Более того: ее лицо, тогда такое суровое и враждебное, теперь смягчала дружеская улыбка.

– Доброе утро, – сказал Сэм.

– Как вы туда забрались?

– Когда вчера вы выгнали меня в ночной мрак, – с упреком ответил Сэм, – я нашел приют в соседнем доме.

– Вы уж извините, – сказала девушка с раскаянием, – но откуда мне было знать, что вы говорили правду? – Она весело хихикнула. – Мистер Брэддок вернулся через полчаса после того, как вы ушли. Он поднял такой содом, что я опять сбежала вниз.

– И пристрелили его, надеюсь? Нет? По-моему, вы допустили ошибку.

– Ну, тут он спросил, где вы. Сказал, что ваша фамилия Ивенс.

– Он слегка путался. Моя фамилия Шоттер. Я же вас предостерегал, что он был немножко не в себе. И что с ним произошло дальше?

– Лег спать. Я только сейчас отнесла ему поднос с завтраком, но он только посмотрел, зажмурился и застонал. А вы завтракали?

– Не мучьте меня!

– Ну так прыгайте сюда. Я вам что-нибудь соберу в одну минуту.

Сэм прыгнул. Солнце засияло особенно ярко, а пенье птиц стало вдвое мелодичнее.

– А ванну и бритье сюда включить нельзя? – спросил он, когда они направились к дому.

– Бритвенный прибор мистера Ренна в ванной.

– Это что – рай? – осведомился Сэм. – А мистера Ренна я там, случайно, не найду?

– Да нет. Они с мисс Кей уже полчаса как ушли.

– Превосходно. А ванная где?

– Вверх по лестнице и первая дверь налево. А когда спуститесь, идите вон в ту комнату, и я принесу поднос туда. Это гостиная. Да только в столовой со стола еще не убрано.

– Я буду в восторге осмотреть вашу гостиную, о которой столько наслышан.

– Вы яичницу любите?

– Люблю. И побольше яиц, пожалуйста. А также грудинки – много-много грудинки. Да, и кстати… – сказал Сэм, перегибаясь через перила.

– А?

– …тосты, груды тостов.

– Получите столько, сколько сможете съесть.

– Правда? Объясните мне вот что, – сказал Сэм, – а то я никак не могу сообразить. Каким способом вы натягиваете платье поверх крыльев?

Сэм, когда он минут через двадцать спустился в гостиную, пребывал, бесспорно, в том, что мистер Фарш Тодхантер определил бы как полное благополучие. Ночь была на редкость скверной, но утро, несомненно, принесло с собой радость. Вид подноса с завтраком на столике у окна окончательно привел его в блаженное настроение, и в течение долгого упоительного времени он был не способен смотреть ни на что другое. И только когда он поглотил яичницу, грудинку, тосты, кофе и мармелад, в нем заговорил инстинкт, обычно сразу же пробуждающийся в человеке, едва он входит в незнакомую комнату, и он занялся осмотром гостиной.

Примерно через полминуты Клэр Липпет, убиравшая посуду со стола в столовой, выронила из рук масленку, вздрогнув от крика или вопля, который как будто раздался в комнате, где она оставила своего гостя.

Кинувшись туда, она обнаружила, что он ведет себя очень странно: тыкал пальцем в фотографию на каминной полке и дико жестикулировал.

– Кто это? – вскричал он, едва она вошла. Казалось, у него возникли затруднения с голосовыми связками.

– А?

– Кто, черт побери, это?

– Не выражайтесь!

– Кто это? Ну, эта девушка – кто она? Как ее зовут?

– Чего вы кричите-то? – оскорбленно сказала Клэр.

Взволновала молодого человека большая фотография в рамке, стоявшая в центре каминной полки. Она запечатлела девушку в охотничьем костюме, стоящую рядом с лошадью. Это была любимая фотография Клэр. Энергичная и лихая стиральщица пыли, обладающая внушительным рекордом кокнутого фарфора и разбитого стекла, это произведение искусства она всегда протирала бережно и осторожно.