— Спасибо, Демьян, — вполне искренне произношу я.

— За что?

— За то, что не воспользовался ситуацией и… помог мне.

— Пожалуйста, Елена Петровна, — насмешливо произносит он и отпускает мое плечо. А затем как-то неожиданно убирает мои волосы на одну сторону и медленно тянется к моей шее. Резко вскакиваю с полки.

— Мне в туалет надо, — брякаю первое, что приходит на ум. Хотя мне действительно туда надо.

— Отлить?

— Ага, — киваю как болванчик, устремляя взгляд на свои босые ноги. Кошмар. Просто лютый треш.

Засовываю грязные ноги в сапоги, достаю первую попавшуюся длинную кофту из чемодана и надеваю на себя. Быстро наливаю воду в поилку и насыпаю корм Офелии, а дальше, под зорким взглядом моего попутчика, начинаю копаться в чемодане. Кстати, почему он здесь, а не под сиденьем? Ай, плевать. Достаю одежду, чистое белье, косметичку и полный пакет гигиенических принадлежностей.

Идти сейчас в туалет и оказаться там снова запертой — совершенно не страшно. А вот увидеть свое отражение в зеркале… очень страшно. Такого кошмара на своем лице я еще никогда не видела. Отекшая, с шишкой на лбу и опухшей слева губой. Судя по слегка перекошенному рту, у меня и вправду инсульт. А нос? Что я им делала? Почему он такой красный и отечный?

Снимаю с себя кофту и скидываю в пакет. Да, я самая что ни на есть алкоголичка с голой грудью, и чужая майка тут ни при чем. И вот такой я спала на незнакомом мне мужчине? Боже, так низко я еще не пала. Узнали бы об этом мама с папой…

Собравшись с духом, я ополоснула лицо холодной водой и тут же приклеила патчи под глаза. А дальше начала протирать свое тело салфетками и, в буквальном смысле, драить свои зубы до блеска. И только во время чистки зубов перед глазами встала картинка, как Демьян просит повторить за ним «Папе сде–, папе сде–, папе сделали ботинки». Это никакое не «папизде»! Боже, а ведь я очень… очень много раз произносила эти слова. Кажется, я реально бледнею, когда в голове появляется четкий кусочек из вчерашних событий:

«– Давай заново, Ленок, папе сде–, папе сде–, папе сделали ботинки. Только главное быстро произноси! Ну, что ты тормозишь?

— Я не понимаю, почему папе сделали ботинки. Как их можно сделать? Изготовить тогда уж. Да и как-то это звучит бессмысленно. В чем суть?

— Суть в том, что ты не Елена Петровна, ты ЕЗ.

— В смысле?

— В смысле ты Елена Заебовна.

— Ну, знаешь ли!

— Знаю. Пей и повторяй, — протягивает мне очередную порцию коньяка, которую я быстро опрокидываю в себя, закусывая наивкуснейшей колбасой. Возможно, она из бумаги и крысы, но очень уж вкусная. — Не нравятся ботинки, будет тебе другое. Повторяй за мной, Елена Заебовна: Папе сде–, папе сде–, папе сделали укол. Прямо в ху–, прямо в ху–, прямо в худенький живот…»

Краска моментально приливает к лицу. Боже, как же стыдно…. «Ленуха, можно я полижу тебе ухо?» Это что еще такое? Откуда это в моем сознании?

— Вот же гад гадский!

— Елена Петровна, у тебя там все в порядке? — слышу за дверью уже хорошо знакомый голос. — Тут как бы люди ждут, — сто лет будет жить!

— Отвали, — со всей злостью в голосе произношу я. Никогда я такого себе не позволяла, но тут почему-то стало дико обидно за все.

— У нее живот болит. Понос. Он, так-то, не спрашивает никого. Вареной колбасы человек переел, с кем не бывает. Лучше пройти в другой туалет, — ну, сволочь такая! Ладно, главное, что не мой суженый на букву «В»!

***

Перевожу взгляд на часы — половина третьего. Поспали не хило так. Но еще больше бесит уже часовое отсутствие Петровны. Скучно. Наконец, дверь в купе открывается. Ух ты ж, Боже мой. С лицом постаралась на славу. Макияж «стерва на выгуле» во всей красе и никаких тебе отеков и шишек на лбу. А вот одежда полный кабздец. Какая-то монашеская или старушечья черная юбка в пол и совершенно не к месту рубашка в оранжевую полоску.