- Ну... не знаю, - она была явно расстроенна и растерянна, - не знаю.

- Нянюшка, миленькая - вырвалось у меня и я от неожиданности сама обалдела.

  Так, значит, какую- то память Таис мне всё-таки оставила.

10. 10

  Первый раз за всё это время я увидела, как дрогнуло её лицо.

- Ладно, отобьюсь. Не в первой, поди. - Марлен поджала губы, сдерживая подступающие слёзы, и со вздохом пошла выполнять мою просьбу.

  Я её честно зауважала. Совесть грызла за то, что подставляю хорошего человека под хозяйский гнев, но находиться в таком свинстве было невмоготу.

  Первые страх и растерянность, притуплявшие восприятие бытовых моментов, схлынули. На их место пришло физическое ощущение себя в этом месте. И для меня, щепетильной в вопросах чистоты и благоустройства личного пространства, это было ужасно. Тело начинало отчаянно зудеться во всех местах, от запахов тошнило, я сама себе сейчас была противна. В таких условиях вряд ли возможно было бы уснуть.

  В общем, с грехом пополам, стараясь производить как можно меньше шума, мы ( ну как мы... в основном, конечно, Марлен) навели приемлемые, максимально возможные санитарные условия.

  Принесённые ею простыни тоже были не ахти какие - сыроватые и самую малость отдавали... ну вот этой, собственно, сыростью, но этот запах я вдыхала уже почти с удовольствием. С облегчением - это точно. Да уж, всё познаётся в сравнении.

  Вопросов было много, но задавать их я не спешила. Во-первых, понемногу всё само собой начинало проясняться. Во-вторых, я очень надеялась на то, что "нянюшка" - это не единственное, что достанется мне от воспоминаний девочки.

  В тазу с водой, принесённом Марлен, я попыталась было разглядеть отражение. Но пышечка без конца полоскала в нём тряпку (не забывая комментировать свои действия и ситуацию в целом), и в водной ряби разгляделись только ярко-голубые глаза и очертания тонкого лица.

  Ещё у меня были ужасного цвета волосы. Правда, густые и длинные. Тем сложнее и больнее оказалось их разобрать. Оттенок называется - "никакой". С этим потом тоже придётся что-то делать.

  В эту ночь я спала спокойно. Нервная система, видимо, слишком устала от потрясений и скомандовала всему организму отключиться, что я и сделала.

  Утром меня разбудил аромат традиционного уже бульона с плавающими в нём обещанными нитками вбитого яйца.

- Э-эх, детка, тяжёлые времена настали. Пока старый барон(!) жив был, так и дом был - полная чаша, - приговаривала моя нянька, ловко потчуя меня своим бурдомесом, - и мясо каждый день, а по праздникам - так вообще стол - горой. И приёмы всякие, и веселье.

  Я навострила уши, впитывая каждое сказанное ею слово.

- Хороший был человек, и хозяин крепкий. Во где у него эти старосты-лиходеи были! - женщина сжала крепенький кулачок, показывая, где конкретно находились у прежнего хозяина эти самые лихоимцы, - А теперь что?..

 Марлен насупленно замолчала. Я подняла на неё глаза, побуждая продолжить рассуждения.

- Теперь всё, - отвечая на мой взгляд продолжила она свою мысль, - пока ещё маменька жива была, господи, упокой её светлую душу, так ещё худо-бедно держались. Не шиковали, но добро жили. А как не стало её - так всё и покатилось под откос.

- Ну а уж как Лаура в доме появилась, так и вообще худо стало - всё в раздрызг! - начинала в пол голоса горячиться моя кормилица, - Какой чёрт только прнёс эту ... в наш дом! Охомутала, змея, барона и давай тут свои порядки наводить. Сама-то вон и не дворянка даже, родители у неё зажиточные, да не родовитые. Но больно уж ей, видать, в баронессы захотелось. Как уж она к нему прибилась - никто и не знает. Только барон после смерти матушки твоей совсем растерялся - сам не свой ходил. Вот и поддался. Тебе добра хотел, а вон оно, как всё вышло...