- Теперь мужчина. Как она его назвала? - я наморщила ум, вспоминая подробности встречи, - Рауль. Да. Кстати, мой отец. Неоднозначное впечатление. С одной стороны видно, что дядька добрый, сердечный, но вот это его смиренное "да, дорогая"... Это же караул! Взрослый мужчина, а ведётся, как телёнок... Не знаю, по-моему, в Лизкином сыне характера больше, чем в нём. Крутит им блондинка, ой кру-у-ти-ит. Как хочет. Обидно за мужика. Человек-то хороший. Но безвольный какой-то. Как надломленный. И дочку любит, но внимания ей явно не уделял - сам признался. Или у них тут так принято? Ничего не помню толком про эту эпоху.

- А мальчишечка-то какой хорошенький. Беленький, кудрявенький, лучезарный. Как Маня Светкина... - воспоминание царапнуло по живому, - Эх, братишка, надо же... представляешь, Крис, у тебя теперь есть брат. Тёплышко маленькое.

  Опять захотелось пить. На тяжёлой, простой, как квадрат Малевича, табуретке возле кровати стояла кружка с водой. Кряхтя приподнялась, попила и с шумным выдохом откинулась на подушку.

- Что ж тут так воняет? - досадливо поморщилась я, - О! Стоп! А я-то, я-то кто такая? Графиня? Баронесса? ("О как размахнулась!" - хихикнул внутренний голос.) Не, ну а что? Сплю на кровати - не на сундуке каком, комната вот своя с камином, дочь хозяина, прислуга даже имеется. Хотя, Марлен вообще язык не поворачивается прислугой обзывать. Ну, не барских мы кровей, не барских.

- Однако блондинка - явно не моя родительница. В пампушечкиных глазах вон в сто раз больше материнской любви ко мне светится. Как бы это всё поаккуратнее разузнать? В лоб-то не спросишь - чего доброго сочтут ненормальной, да в дурку сдадут. Интересно, есть у них здесь психушка? Наверное, всё-таки, при церкви какая-нибудь богадельня имеется.

- Короче, косим, Крис, под амнезию. Имеет право покалеченный ребёнок на амнезию, в конце концов?! Ещё бы вот в зеркало на себя посмотреть... Блин, что-то прям боязно. - честно призналась себе я.

  В этот момент наконец-то пришла запыхавшаяся Марлен:

- Проснулась, детка? А я вот тебе ещё бульончику принесла.

- А мяса нет? - робко скрипнула я и опять закашлялась.

  Надо было видеть её глаза. Крепкая нервами тётка, видать, не на шутку озадачилась.

- Нету сегодня...  

- А с чего тогда бульон? - возник в голове резонный вопрос.

- Да и нельзя, миленькая. Я ж тебя неделю толком накормить не могла - а ну как кишки скрутит. Этого вот нам и не хватало - только-только очнулась же. И доктор запретил пока... Я тебе утром в бульон яйцо забью. - немного помолчав, сжалилась она надо мной.

- Ну ладно, - про себя подумала я и кивнула, - может она и права. У неё явно опыта побольше моего в этих делах.

  Хотя есть хотелось, как здоровой.

  Скормив мне такой же жидкий, как и утром, бульон (Где ж тут поправишься? Я уж молчу про потолстеешь.), моя спасительница собралась, было, уходить.

- Марлен, - окликнула я её (после горяченького голос всё-таки прорезался), - а можно поменять мне постель? И помыться...

  Я осеклась, глядя, как вытягивается это круглое миловидное лицо.

- Ну хотя бы обтереться, - добавила я уже почти шёпотом, совершенно искренне не понимая, что не так.

- Детка, - пышечка обеспокоенно потрогала мой лоб, - так что же, прямо сейчас постель менять? Так и месяца же не прошло...

- Чего? - подумала я, - Месяца? Так ото ж оно и воняет всё.

- И мачеха твоя (я сделала в голове пометку) заругается. За дрова-то вон весь день поедом ела, а за постель и вовсе со свету сживёт! - ворчала тётка.

- Марлен, пожалуйста, мне плохо в этих пропитанных потом и болезнью простынях.