– Так вы служили в гвардии? – вступил в разговор Фергюссон.

– Так точно.

– Где же располагается ваш полк? – спросил Фергюссон.

– В Санкт-Петербурге.

– А разве служба на флоте престижнее гвардии? – продолжил расспросы первый лейтенант.

– Никак нет. Скорее, наоборот.

– Отчего вы тогда поменяли гвардейский мундир и службу в столице на морскую, упуская возможность сделать блестящую карьеру? – задал вопрос капитан.

– Русские дворяне не вольны выбирать место службы. Королеве Екатерине понадобились морские офицеры, а как известно, самая лучшая учеба это практика, а лучшая практика это плавание на английском корабле.

– Такая причина мне по душе, а то мы, грешным делом, подумали, что вы романтик моря. Никакой романтики нет. Есть каторжный труд, плохая еда, затхлая вода, выматывающая качка и вражеские пушки, а несовместимую с жизнью травму вы можете получить, просто неудачно сходив в гальюн. И только тот, кто, проболтавшись в море с полгода в таких условиях и не испустив дух, сначала бежит на берег, проклиная море и службу, но через месяц, сам не понимая какого дьявола, опять идет под парусом навстречу неизвестности, тот наш человек, – разразился тирадой Крейг.

– Скажите, вам знакомы такие вещи, как компас, лаг[14], астролябия[15]? – спросил Фергюссон.

– Так точно, я изучал навигацию и приборы.

– Можете произвести обсервацию[16], проложить курс? – продолжил первый лейтенант.

– Теоретически да, сэр.

– Что значит теоретически? – задал вопрос Крейг.

– Мало практики.

– Ориентироваться по звездам можете? – спросил уже Фергюссон.

– Летом у нас не видно звезд. Очень светло. И еще у нас всегда пасмурно, часто туман, а в море мы выходили всего четыре раза.

– В бою были? – поинтересовался капитан.

– Так точно.

– Людьми командовали? – продолжил капитан.

– Так точно, неоднократно, взводом гренадер, а потом абордажной и вахтенной командой на кораблях.

– То есть вахту стояли?

– Так точно.

– Понятно. Хорошо, мичман. Отправляйтесь с Фергюссоном.

– Есть, сэр.

– Называйте меня просто капитан.

– Есть называть капитан.

Выйдя на палубу, офицеры наткнулись на пожилого, но еще вполне крепкого боцмана, в морщинах и бакенбардах которого, казалось, скопилась морская соль всех морей и океанов. Боцман растолковывал новобранцам, что к чему.

– Так, на палубе не мочиться, мы не лягушатники. Сейчас пойдем в кубрик, у нас две койки на каждого, на одной спать, другую проветривать. У лягушатников одна на двоих, вот и вшивые все.

– Надо же, две койки на одного, – удивился Плещеев.

– Наш капитан не устает повторять, что основные потери в личном составе происходят вовсе не вследствие боевых действий или травм. Главные проблемы – еда, вода и личная чистоплотность. Я с ним вполне согласен. Поэтому у нас работает горячий камбуз и койка проветривается каждый день, – ответствовал Фергюссон.

– Горячее питание? Я думал, что горячие камбузы предусмотрены только на линейных кораблях. Для столь небольшого судна велика опасность пожара.

– Наш «Гермес» необычен, и в этом вы еще не раз убедитесь. Это относится и к устройству камбуза. Однако не все сразу. Пойдемте на кокпит[17] к офицерским каютам.

Тут Плещеев чуть не наступил на мертвых крыс, которые аккуратной шеренгой лежали на палубе. Рядом сидело давешнее белое существо. Неестественно голубые и холодные глаза животного пугающе разумным взглядом рассматривали Плещеева. Потом кошка подошла к мичману, слегка потерлась о его ногу, после чего села в той же позе.

– Ну вот, вас пометили, теперь вы свой, – сказал Фергюссон. – Знакомьтесь, это наша единственная дама на корабле, зовут ее Блонди. Она поймала пару крыс и теперь ждет свой законный завтрак. Блонди у нас аристократка и брезгует крысятиной.