– Шеф, это вы?

– Да. Говори.

– Я проследил бритого до гостиницы «Митава». Действительно, русскоподданный немец, звать Теодор Генрихович Веделе. Проживает постоянно в Москве, комиссионер по бурому и коксующемуся углю. Завтра наведу о нем справки и в полиции, и в контрразведке. А у вас как?

– Обдурил меня фартовый, – пожаловался Лыков. – Умчался на вейке[8], даже рукой не помахал.

– И?

– Утром проверю его по картотеке. Спи, ты молодец. В отличие от меня…

– Шеф, не расстраивайтесь. Вспомните, какая была утка маренго!

– Только ею и утешаюсь. Приходи завтра пораньше, будем вместе искать этого прохвоста.

На другой день розыски фартового не задались с самого начала. Опознать его можно было лишь по фотокарточке, а как отыскать такую в огромном архиве Департамента полиции? Сотни тысяч сигналитических карточек! К вечеру Азвестопуло добавил огорчений. Теодор Веделе был хорошо известен контрразведке по подозрению в шпионстве. Вроде бы его неотступно водят по Первопрестольной филеры охранного отделения. А он ужинает в Петрограде на Мойке… Шпиц-команда[9] департамента помчалась в «Митаву», но германец успел съехать. Коридорный сообщил, что в шесть часов утра к нему явился знакомый, и через пять минут оба покинули гостиницу. Судя по описанию, этот человек и был тем уголовным, который вчера так ловко провел Лыкова.

Прибыли криминалисты и долго снимали отпечатки пальцев. Коридорный между тем вспомнил, что за последнюю неделю утренний гость приходил к германцу трижды и сиживал подолгу. Алексей Николаевич загорелся: парень не мог не наследить, сейчас его идентифицируют по пальчикам! Однако криминалисты развели руками: весь номер в отпечатках лишь одного человека, видимо постояльца Веделе. Других отпечатков нет. Точнее, они есть, но необычные: без папиллярных линий. Жировой след имеется, а рисунка на нем не видно. Криминалисты предположили, что, войдя в номер, фартовый надевал на руки резиновые пальцы, которые используют доктора и провизоры. Так в последнее время нередко поступали воры, начитавшись в газетах про успехи дактилоскопии.

Азвестопуло расстроился, а его шеф, наоборот, обрадовался:

– Едем обратно на Фонтанку, у меня есть идея.

Они вернулись в департамент и сразу же спустились в подвал, где хранилась картотека. Алексей Николаевич обратился к Вилодаки:

– Александра Андреевна, нужна ваша помощь.

Вилодаки служила в регистрационном бюро Департамента полиции под началом знаменитого Салькова. Она вместе со второй дамой, вдовой губернского секретаря Зверевой, отвечала за картотеку дактилоскопических оттисков. Трудолюбивая женщина, личная почетная гражданка, награждена золотой медалью на аннинской ленте «За усердие». Большой знаток всякой дряни!

– Слушаю вас, Алексей Николаевич.

– Напомните, пожалуйста, сколько у нас в картотеке числится лиц, не имеющих на коже своих пальцев папиллярных узоров? Помнится, только один?

– Точно так, – подтвердила чиновница. – Это очень редкое заболевание, не больше случая на миллион. И очень удобное для преступного элемента.

Азвестопуло разинул рот:

– Э! Вы о ком говорите? Есть такие ребятишки, у которых гладкие пальцы?

Вилодаки была замужем за греком, потому симпатизировала Сергею, и ответила вежливо:

– Есть. Это уникальное исключение. Вся ладонь гладкая, представляете? Можно воровать, убивать, а по отпечаткам полиция тебя никогда не найдет[10].

– Впервые слышу, – признался коллежский асессор. – Эвона как… Потому мы и не нашли в номере пальчиков гостя?

– Думаю, это был он, – кивнул Лыков.

– Да кто, скажите, наконец!