.

Николка не стал падать духом. Драценко – любимец Юденича и сумеет дать Берхману совет сверху, от имени высокого начальства. Пусть-ка тогда его высокопревосходительство попробует ляпнуть про Бонапартия… И поручик продолжил свой рапорт.

Из сеней раздался шум и вошел денщик, Герасим Тупчий:

– Ваше благородие, я обед принес.

– Поставь на печку. Что там?

– Суп харчо и котлета с перловой кашей.

– Опять? – рассердился офицер. – Не хочу. Сколько можно перловкой терзать?

Тупчий, заботливый и расторопный, ответил:

– Ваше благородие, а доктора велели вам много кушать. Чтобы, значит, поправиться. А то без вас война закончится и ордена не дадут.

Герасим очень хотел, чтобы его начальнику вручили Георгиевский крест, настоящий, офицерский. Это была его идея фикс, и поручик смирился:

– Ладно… Подай умыться.

Тут денщик выдал одну из своих заготовленных фраз:

– Медведь не умыватца, а народ боятца.

– Остряк… У нас кахетинское осталось?

– Так точно. Принести?

– Полстакана, не больше. Для аппетита. И тушетский сыр.

На этих словах денщик вставил очередную деревенскую присказку:

– Аппетит – не жевано летит.

Начальник команды скривился, но промолчал. Герасим был из крестьян Сергачского уезда Нижегородской губернии и принес с собой в нестроевую роту кучу сельских прибауток. Приходилось их терпеть, имея в виду легкий характер денщика и его преданность. Последняя была испытана в боях: когда Николая шарахнула контузия, Тупчий под обстрелом на себе вытащил его из оврага и донес до перевязочного пункта.

Едва поручик успел пообедать, как в дверь постучали и ворвался младший унтер-офицер Золотонос. Он принес с собой не только волну холода, но и дикую весть:

– Ваше благородие, беда! Янычары взяли Бардуз!

– Как взяли Бардуз? – растерялся Лыков-Нефедьев. – Что ты несешь, опомнись! До него отсюда всего восемнадцать верст.

– О чем и речь, – без разрешения шлепнулся на табурет унтер. – До наших главных позиций на Ардоссе – шестьдесят. А до прорвавшейся колонны – восемнадцать. Ну дела…

– Откуда сведения? – продолжал не верить офицер. – Сорока на хвосте принесла?

– Фуражиры прискакали охлопью, обрезав постромки[39].

– Куда прискакали?

– В Верхний Сарыкамыш, час назад, – пояснил Антон. – Оттуда сразу к нам, на доклад генералу Воропанову. Говорю же: беда. Сведения правдивые. Надо драпать, пока не поздно.

– Что значит «драпать»? Георгиевский ты кавалер… А база? А склады с военными запасами? Там этих гололобых, может, одна рота, а ты панику навел.

Унтер-офицер с грустным видом выслушал и ответил:

– Турок там до черта, и пехота, и артиллерия, и даже сувари[40]. Эти самые опасные, сволочь: через час могут уже быть здесь.

Начальник команды вскочил:

– Герасим, одеваться! А ты, Антон, покрутись тут, понюхай, чем пахнет. Потом жди меня в казарме, с людьми: пускай все приготовятся к походу.

– Так, значит, отступаем к Карсу? – обрадовался Золотонос.

– Отставить отступать! Будем оборонять Бардузский перевал. Я иду к Воропанову за приказанием.

С Бардузского перевала вела из турецких пределов к котловине полуаробная дорога[41]. Она упиралась в селение Верхний Сарыкамыш, от которого до главного пункта оставалось всего шесть верст.

Генерал-майор Воропанов, начальник 2-й Кавказской стрелковой бригады, являлся комендантом гарнизона. Человек нерешительный, вялый, грубый с подчиненными, он плохо был подготовлен к самостоятельным действиям в жестких условиях. А уж чего веселого! Наши войска далеко, селение брошено на произвол судьбы, сил для его обороны нет. А тут военного имущества на десятки миллионов рублей. Притом, если отдать туркам Сарыкамыш, как будут спасаться войска главного отряда? Им придется отступать шестьдесят верст по горам, враг начнет бить их в спину. А затем генералу Берхману нужно освободить селение, прорваться по шоссе на Карс и дуть по нему на север еще шестьдесят верст. Без патронов, без снарядов, с тысячами раненых и обмороженных? Это невозможно. Такой исход означает конец русской армии. Дорога на Карс и далее на Тифлис будет открыта, турки вырвутся на оперативный простор, в местности с преимущественно мусульманским населением. Ну уж нет!