— Ваша светлость, — я шагнула ближе, — пожалуйста, уточните одну важную вещь. Мне нужно...
— Нужно ли? — Брови босса взметнулись, глаза наполнились болью.
Он попытался остановить меня, едва заметно качая головой. Я же, начав, не могла сдать назад:
— Скажите, чем занимается контора? Превращает людей в сусликов?
Герцог прикрыл глаза, глубоко вздохнул и отвернулся, берясь за ручку двери.
— Нет, графиня. Люди остаются людьми. Мы просто помогаем им исправить совершённые ошибки. Сусликов... — Усмехнувшись, он перешагнул порог.
Ушёл. А я вспомнила женщину в брачных браслетах. Её ставшее бесцветным лицо. Жена купца хотела развода, она влюбилась в кого-то другого. Контора посчитала её поведение нарушением правил и «помогла исправиться». Это лишь один случай, которому я оказалась свидетелем. Сколько других? Что это, если не попытка сломать человека, заставить его вести себя в угоду другим — правильным — людям?
Ответ босса ничего не прояснил. Сомнения никуда не делись. Пользуясь позволением завершить работу, я сунула руки в рукава жакета, набросила на голову шаль и вышла.
Бродила по улицам, незаметно приближаясь к университетскому кварталу. В задумчивости едва не угодила под копыта — не заметила мчащуюся по мостовой лошадь. В последнее мгновение идущий следом за мной парень резко дёрнул меня за локоть и оттащил на тротуар. Мимо нас проскакал сердитый гвардеец, успевший крикнуть:
— Глаза разуй! Раззява!
— Что же вы, барышня, так не внимательны! — укорил меня спаситель, собирая оброненные книги.
Я присела помочь и узнала рыжика.
— Джей? Джей Ролли, это ты?
Он выпрямился, обнимая стопку книг, грустно посмотрел на меня:
— А-а-а... да. Я. Всего доброго! Смотрите, куда идёте, барышня.
Мне хотелось остановить его, спросить о портрете — передал ли его Питер. Нет-нет, мои художества ни при чём, нужно просто поговорить, постараться вызвать улыбку на конопатом лице... Я не шевелилась, смотрела вслед несчастному студенту, не в силах проглотить застрявший в горле ком.
Джей Ролли цел и невредим. Остался человеком, как и сказал мой босс. Получается, Питер напугал меня напрасно? Или нет? Сейчас мне предстал совсем не тот балагур, что приходил в контору. Да я бы и не узнала его, если б не рисовала по памяти. Какую такую ошибку заставили исправить общительного и весёлого студента, если это погрузило его в беспросветное уныние? Как и ту купчиху — лишили права на любовь?
Интуиция упорно подсказывала, что здесь дело совсем в другом. Хочется ли мне этого или нет, какие бы опасения и сомнения не мучили, надо всё-таки разобраться! Я решительно пошагала к зданию университетской библиотеки.
***
Паул встретил меня с хмурым выражением лица. До моего прихода он расставлял по местам возвращённые читателями книги. Услышав театральный шёпот библиотекаря — седенький старичок окликнул его, заглянув за крайний стеллаж — друг моего кузена едва не свалился с невысокой стремянки.
— Идите в каморку, молодёжь! — подслеповато щурясь, улыбался библиотекарь. — Выпейте чаю, там баранки с маком есть, берите, не скромничайте.
— Ты здесь работаешь? — поинтересовалась я, когда мы с Паулом прошли через арку в дальнем углу читального зала и оказались в тесной комнатёнке с низким столом около окна, двумя потёртыми креслами по его торцам и многочисленными стопками перевязанных верёвочками бумаг. Едва заметно пахло книжной пылью и очень сильно — малиновым вареньем и мятой.
— Скрываюсь, — ответил парень, не глядя на меня. — Садись вон там. Это кресло качается.
Он водрузил начищенный наждачкой и слегка помятый медный чайник на плитку, расставил чашки, предварительно проверив, чистые ли.