– Аля, позволь войти! Клянусь, не замышляю дурного. У тебя же кровь в волосах, я помочь хочу, Алька, впусти!

– Проходи, кто тебе не дает? – искренне удивилась я, уступая подруге дорогу.

Что за выступление на вольную тему? Всегда врывалась, как к себе домой, открывая дверь запасными ключами, а тут мнется и умоляет…

Элен вздохнула свободнее, перестала растирать руками лицо. Шагнула за порог, как по тонкому льду, с опаской пробуя паркет под ногами.

– Мне нужен чай, – заявила я, возвращая подругу в реальность. – Компресс на затылок и таблетку от боли. Я сама не могу найти, не помню, куда убрала аптечку.

Ленка освоилась окончательно, деловито прошлепала в кухню. Вынула из морозилки сосиски, приложила к ссадине на затылке. Достала коробку с лекарствами. Подруга всегда лучше знала, где и что у меня лежит. Пять минут, и вскипел электрический чайник, а в прозрачном заварочном раскрылся цветок с ярким жасминовым ароматом.

Жизнь обретала краски и звуки, становилось легче дышать.

– Алька, – строго сказала Элен, возвращая администраторский тон и манеру поучать без малейшего повода. – Мне можешь верить, честное слово. Но на будущее запомни: если кто-то просит о праве на вход, лучше не позволяй. Не разрушай чары порога – это сильный оберег против исподов.

– Сама-то чего? – хмыкнула я. – Сотню раз уже заходила. От тебя не спасает ни порог, ни дверь, ни даже цепочка с двумя замками. Помнишь, мы с Лешкой такие – романтика, свечи, шампанское, он в труселях, я уже без. А тут ты с сериалом и чипсами!

Ленка хмыкнула, вспоминая. Сцена вышла эпической: Лешка лапает меня, как одержимый, норовя пристроить на стол, а Элен жизнерадостно орет в коридоре, что, пока этот лох не видит, можем смело схомячить чипсы с беконом! Может, из-за частых явлений подруги Леха меня и кинул? Так ведь импотентом недолго стать.

Элен вроде расслабилась, подмигнула, но сразу пришла в себя. Печально подала мне любимую чашку. Пояснила специально для отупевших:

– Это все в прошлом, Аля. Извини, но сейчас есть браслет. Он обнулил твою жизнь, былые связи и разрешения. Тот парень со свадьбы – дерьмо, но он сделал доброе дело, теперь вижу, что ты под защитой. И ночь провела спокойно.

– Спокойно? – подпрыгнула я, сатанея от белой кипучей ярости. – Ленка, во что ты меня втянула? Говори, кто такой Кондашов! Что еще за Изнанка мира? Меня заперли на ночь в подвалах Бюро, и вообще – кто ты такая?

Элен в испуге уронила блюдце, осколки разлетелись по полу. Дивная аллегория разбитой вдребезги дружбы. Я вспомнила, с кого начался этот ужас. Вновь зазвучал голос подруги, жизнерадостно врущей в трубку о легкой и денежной подработке, всего-то десяток песен сыграть!

Я заплакала, жалко, навзрыд; я ни в чем ее не обвиняла, но Элен присела на корточки, обняла мои ноги и тонко завыла, как ободранная бродячая псина:

– Аля, прости! Я лярва, но я же не виновата!

Я попыталась оттолкнуть ее прочь и пролила чай из чашки. Кипяток попал на руки Ленке, а она даже не дернулась. Будто вовсе не почувствовала боли ожога. На коже подруги не осталось ни пятнышка, та даже не покраснела!

Ленка отревелась, подняла грустный взгляд, всматриваясь в мое лицо:

– Удивлена, подруга? Я давно не живу, что мне твой кипяток? Если только надумаешь сварить целиком. Аля, я лярва уже пять лет. Эмоциональный паразит, пиявка. Простейшее в мире исподов. Я выпила маму, убила ее, а вчера едва не сгубила тебя, лишь бы меня не тронули.

Я по-прежнему разглядывала ее руки. С неосознаваемой надеждой ждала волдырей, запоздалого крика боли, мольбы вызвать скорую и не тупить. Но руки Элен оставались целы – ни красноты, ни лопнувшей кожи. Мраморная бледность, как у древней статуи.