– Пока всё? – повторяет мою последнюю фразу.

– Угу. Вот сижу – раздумываю, стоит ли еще дозаказать долму или так наемся, – пожимаю плечом и, не скрывая сарказма, ёрничаю. – Только не говорите, что ожидали, будто я буду, как гусеница, жевать траву или подобно Дюймовочке насыщаться нектаром из цветка.

Откидываюсь на диване и, скрещивая руки в запястьях, размешаю те на колене.

– В моем присутствии девяносто пять процентов знакомых мне женщин поступают именно так.

Внимательно отслеживаю мимику и понимаю, что собеседник не шутит. Еще бы. Измайлов же предупреждал, что у Арбатова в почете суповые наборы, которые один зеленый лист на тарелке умудряются раскромсать на двадцать кусочков и важно жевать это «множество» в течение всего обеда.

Как там? Модель на модели моделью погоняет? Ну, примерно, так. И мне до них так же далеко, как от Москвы до Парижа пешком.

– Ну, каждому своё, Руслан Германович. Поверьте, я не комплексую, что не попадаю в категорию тех принцесс, которые обычно составляют вам компанию за столом.

– Принцесс?

– Ага. Тех самых, где ноги от ушей, волосы до попы, а сорок килограмм костей обтянуты кожей, такой же бархатной, как лепестки роз.

Реакция моего визави оказывается неожиданной. Несколько долгих секунд он, не моргая, меня изучает, а потом фыркает. Вот так берет и фыркает, кривя губы в подобии улыбки.

– Приятного аппетита, Арина. Я рад, что вы не цените голодовку. Да и упадок сил – вовсе не то, что вам сейчас нужно.

Ожидаю, что руки, держащие вилку и нож, дрогнут под прицельным немигающим взглядом графитовых глаз, но всё оказывается проще. Как и я, Арбатов оказывается голодным и всецело отдается обеду. Я присоединяюсь.

– А долму здесь хорошо готовят, – выдает мой сотрапезник между делом, когда я, откромсав кусочек от сочного говяжьего стейка и отправив его в рот, довольно жмурюсь. – Обязательно попробуйте.

18. Глава 17

– Рассказывайте, Арина, – произносит Арбатов спокойно.

Такие, как он, говорят тихо, а слышно их хорошо.

– Что именно?

Нет, я не собираюсь ходить вокруг да около, но проще отвечать на конкретные вопросы, чем распыляться на то, что кажется важным мне, но неинтересно моему собеседнику в принципе.

– С чего вдруг одна из самых верных и преданных жен Петербурга решает собственноручно запачкать своё имя короткой, но громкой интрижкой и при этом бездарно слить многомилионную коллекцию? Ну, узнали вы о неверности Зотова, и что? Не проще ли пойти и мирно развестись?

Арбатов говорит о загуле моего мужа с тем же выражением лица, какое бывает при обсуждении погоды. Пофигистским.

Странно ли это видеть? Нет, не особо. Трагедия произошла в моей жизни, а не в его.

Больше цепляет другое. Начинаешь задумываться, а сколько еще людей вокруг в курсе моих больших и ветвистых рогов? Смеются за спиной? Жалеют? Злорадствуют? Называют наивной курицей? Ах, нет, удобной женой.

– Проще, конечно, – возвращаюсь к беседе.

Подхватив чайную ложку, бездумно крошу чизкейк на кусочки и размазываю их по блюдцу. Еще минуту назад пирожное выглядело очень аппетитно, жаль, что попробовать его так и не удалось.

– Я так и решила, Руслан Германович, – хмыкаю, вспоминая собственную самоуверенность. – О разводе Роману сказала, как только он… появился дома. Но, оказалось, что слабые точки есть и у меня. Муж не погнушался на них надавить.

– И что же это за точки? – следует закономерный вопрос, небольшая пауза, и следом продолжение. – Только не говорите, что благотворительный фонд?

Арбатов вглядывается в моё лицо, ловит и удерживает взгляд, а затем хмыкает и качает головой.