Отложив книгу, я прижала руку ко лбу.

— Интересно? — любезно осведомился Иен, но в его глазах плясали смешинки. — Полагаю, счастливые влюбленные воссоединились, несмотря на совершенно непреодолимые препятствия?

— Очень интересно, — я заносчиво задрала нос и взялась за следующую книгу того же автора. — Хочу растянуть удовольствие, так что почитаю пока что-нибудь другое.

— Очень мудрое решение, —поддакнул Иен и уткнулся в свой скучный справочник, пряча улыбку.

Вторая книга начиналась несколько лучше. По крайней мере, там не было потерянных детей. Зато была цветочница Изольда, в которую влюбился сын графа, потом сын герцога, сам герцог и, на десерт, король. Она, однако, отказывала всем, потому что любила молочника, который, конечно же, оказался потерянным графским сыном.

Однако озлобленный отказом маркиз — еще один поклонник — украл Изольду прямо перед свадьбой и запер в потайной комнате в своем особняке. Вечером он наведался к ней, в красках расписав, какую он приготовил ей участь — худшую, чем смерть, конечно же — и, довольно потирая руки и злодейски хохоча, принялся стаскивать с нее одежду. А страдалица, вместо того, чтобы огреть его канделябром, заламывала руки и рыдала, умоляя пощадить ее.

Дальше я читать не смогла и со стуком захлопнула книгу. Руки дрожали, а в памяти всплывали события трехмесячной давности — захват замка, мое заточение в собственной комнате. Принц Фердинанд, на публике такой обходительный, а на деле оказавшийся настоящим психом, словно сбежавшим из Бедлама... Нет уж, эту книгу я тоже не смогу дочитать.

Иен бросил на меня быстрый взгляд и тут же сделал вид, что страшно занят каким-то особенно увлекательным моментом в своей книге. Через некоторое время я смогла успокоиться и затолкать неприятные воспоминания в самый темный угол памяти. Там пусть и лежат вплоть до того момента, когда мне понадобится решимость, чтобы воткнуть нож в грудь Фердинанду...

От неприятных воспоминаний мне сначала стало жарко, а потом все тело начал бить мелкий озноб. Кутаясь в шаль, я бездумно скользила взглядом по пейзажу за окном, пока вдруг не почувствовала на своем лбу холодную ладонь.

— Похоже, у тебя жар, — констатировал Иен, и я подняла на него удивленный взгляд. Жар? Но я же не гуляла на морозе и не находилась на улице без шляпки, как я могла простыть?

Однако озноб все нарастал, и мне пришлось признать, что я все-таки заболела. Иен позвал горничную, прислуживающую в первом классе тем пассажирам, которые путешествовали без прислуги. Девушка в считаные минуты расстелила постель и помогла мне облачиться в ночную сорочку и пеньюар. Иен в это время вежливо удалился в другую комнату — купе состояло из двух помещений: спальни и "гостиной", в которой мы сидели до этого — с диванами друг напротив друга и столиком.

Упав в мягкую, застеленную свежим бельем постель и до носа закутавшись в одеяло, я провалилась в тяжелое забытье. Поезд мерно стучал колесами, время от времени издавая громкие свистки, где-то далеко разговаривали люди, Рихтер хватал меня за руку, чтобы за деньги вернуть Фердинанду. Я тут же вскидывалась и порывалась бежать, однако Иен каждый раз останавливал меня и укладывал обратно.

«Да он с ними заодно!» — поняла я и села в кровати.

За окном было темно, а купе заливал свет единственной свечи, перед которой сидел Иен — без сюртука, в одной рубашке и брюках.

— Вы с ними заодно, — произнесла я заплетающимся языком и обвиняюще ткнула в него пальцем. — Признавайтесь, куда вы меня везете?

— Александрина, если ты не будешь лежать, я свяжу тебя, а с больными так обращаться не рекомендовано, — Иен с силой надавил мне на плечо, и я рухнула обратно в ворох подушек. На лоб мне тут же легла мокрая, сложенная в несколько раз ткань, и туман в голове понемногу отступил.