Так как музей это все-таки не помойка, я надела темно-синее пальто и голубое платье. Снежинка на шее довершала образ, сделав меня похожей на снежную принцессу, чему только способствовали платиновые пряди волос — перед выходом я попросила Иена вернуть морок. Вчера я пробыла в своем облике весь вечер, и теперь меня очень беспокоило то, что люди Рихтера могут меня найти. Достаточно расспросить горожан и найти случайного прохожего, заметившего, как русоволосая девушка ночью зашла в гостиницу "Риджент".

За последние несколько дней заметно похолодало, и пальто было как нельзя кстати. Ветер развевал полы платья, и шляпку пришлось придерживать рукой, чтобы она не улетела в неизвестном направлении. Цилиндр Иена все-таки слетел, но не от порывов ветра, а оттого, что на него на всем ходу врезался шаливший ребенок. Пробормотав невнятное извинение, он на всех парах понесся дальше, а за ним, словно стадо бегемотов, с шумом протопала стайка таких же мальчишек.

Иен, ничуть не рассердившись, поднял свой цилиндр и невозмутимо вернул на место, сдув невидимую пылинку.

— Иен, — задала я пришедший в голову вопрос, — почему ты никогда не сердишься? Не кричишь, не раздражаешься, даже если я делаю глупости и тебе приходится меня вытаскивать?

— Если бы я мог злиться, ты была бы мне не нужна, — непонятно отозвался Иен и улыбнулся своей неуловимой, тонкой улыбкой.

Я вдруг вспомнила слова женщины в красном с маскарада: о том, что альвы не умеют любить и физически не способны на чувства. Ох, не нужно об этом спрашивать! Проще представить, что он такой же, как я — обычный человек, а не равнодушная оболочка...

— Вы же ничего не чувствуете? — выпалила я и покраснела. Я же я не собиралась ничего спрашивать!

— Почему же, — хмыкнул Иен, и я облегченно выдохнула, — в данный момент я чувствую непреодолимое желание попасть в музей!

Я хмыкнула, но на время отложила расспросы. Иен обещал ответить на все вопросы, если я продержусь месяц и не нарушу условие. А значит, мне осталось потерпеть около двух недель, и я узнаю все, что захочу.

Перед музеем, который располагался в величественном здании с колоннами, собралась возбужденная толпа. Неужели скелеты доисторических животных и окаменелые инструменты настолько интересны людям? Я бы поняла, если бы мы шли в картинную галерею, а не в музей.

Когда мы попали внутрь, то увидели, что толпа, проникающая внутрь, тонким ручейком устремляется в одном направлении — к высоким дверям с приклеенным сбоку плакатом. Людской поток подхватил нас и понес, и вскоре мы рассаживались по скамейкам в огромном зале. Я с мученическим видом повернулась в Иену. Неужели мы будем слушать научную лекцию? Пусть он останется, а я пока погуляю по другим залам! Однако глаза альва в тот момент были прикованы к сцене, и я, вздохнув, смирилась.

Вскоре к трибуне в центре зала подошел высокий, сутулый мужчина, похожий на вопросительный знак, и начал рассказывать о чем-то монотонным голосом. Я почти заснула под его бубнение. Иен же внимательно слушал, время от времени чему-то кивая.

Попытавшись разобраться, я потонула в потоке терминов. Было понятно только, что речь идет о чем-то механическом, потому что я услышала "шестеренки". Так же говорил часовщик, когда приходил чинить большие напольные часы в моих покоях пару лет назад.

Большинство слушателей, похоже, разделяли это мнение, и вскоре послышались тихие переговоры, скрипенье скамеек, и, наконец, кто-то выкрикнул:

— Демонстрацию!

— Демонстрацию! Покажите нам свои создания! — поддержала его толпа, но ученый ничуть не обиделся, что его перебили. Добродушно усмехаясь, он поднял руку вверх, и голоса тут же стихли.