Пока мы разговаривали, друзья перебрались в мягкую зону на диваны и сейчас оживленно о чем-то болтают и смеются. Рафаэль сидит в центре в кресле. Его лицо с идеально чистой кожей и аристократической бледностью устремлено на раскинувшегося в соседнем кресле Ветрова, но я отлично улавливаю его быстрый, брошенный только движением зрачка взгляд, а потом Рафаэль снова делает вид, что не замечает, как мы вернулись.
— Они ржут надо мной, да? — тихо злится муж.
Я только поджимаю губы. Беру его увесистую ладонь и чуть ли не силком утягиваю на диван.
— Все в порядке? — спрашивает сестра и отодвигается, освобождая побольше места для нас.
— Да, душновато стало, подышать выходили, — скрашиваю, хотя и так всем понятна истинная причина поступка Марка.
Дверь в особняк снова открывается — в дом возвращается ребятня.
— Дяденька, — дочь идет к Борну и протягивает игрушку, — у куклы сломалась ручка.
Тот сосредоточенно забирает пластмассовую русалку, а потом задумчиво изучает лицо Снежи. И в этот миг Марк напрягается, вместе с Андреем сверля взглядом дочь, а когда Ветров снова оборачивается к Рафу, муж не выдерживает и, ударив кулаком по подлокотнику дивана, резко встает и, ничего не объяснив, направляется в столовую.
Поразительно, что дочь не обратилась за помощью к Марку, который воспитывал ее с рождения, а подошла именно к Борну. Я дергаюсь и собираюсь опять сорваться следом за мужем, но меня пригвождает к дивану одно только слово, брошенное Рафаэлем:
— Оставь.
Раздражительно, холодно, совсем не тем тоном, каким когда-то нашептывал мне на ушко комплименты и пошлые словечки. И взгляд другой: чужой, отстраненный, будто между нами в прошлом были действительно только деловые отношения. Складываю руки на колени и, стараясь не смотреть на Борна, заявляю:
— У Марка трудный период в жизни и акклиматизация.
Рафаэль молниеносно оборачивается ко мне и будто сжигает глазами.
— Он это демонстрирует весь день.
Глубоко вдыхаю, чтобы ответить Рафаэлю, однако Ветров опережает:
— Да, что-то Марк слишком нервный. Слово ему не скажи, сразу бежит обижаться.
Андрей снова смеется, а я лишаюсь всех контраргументов. Что молвить в защиту мужа, если я сама перестала его узнавать? Марка как будто подменили.
Поддавшись влиянию мужчин, остаюсь в гостиной. Здесь два удобных дивана друг напротив друга и пара кресел, в центре между ними чудесный ковер с мягким ворсом, на котором расположились дети.
Ребятня показывает взрослым развлекательные сценки с участием игрушек. Вопреки несерьезной деятельности малышей я отчего-то концентрируюсь на сценарии, где главным героем выступает Снежный король — темный робот, которым руководит дочь. Он должен спасти прекрасную русалку, сразившись сначала с врагом — плюшевым медведем. И я догадываюсь, кто тут был главный режиссер и сценарист.
Племянник Саша и дочь, схлестнувшись игрушками, борются не на жизнь. Ветров даже успевает сделать ставки, но досмотреть развязку нам не удается. Отвлеклась на детей и на четверть часа позабыла о муже.
Он сам выходит к нам и мрачной тенью останавливается метрах в пяти. Совершенно не статичной, а покачивающейся из стороны в сторону тенью. Смотрит на всех исподлобья дико, надсадно дышит. Сильнее покачнувшись, хватается свободной рукой за стенку, а второй держит бутылку.
— Ну что притихли, буржуазы, а? Чего уставились? Не нравлюсь вам?
Борн фокусируется на Марке и шумно выдыхает:
— А мы не на свидании, чтобы ты нам нравился.
На что муж впадает в ярость:
— Слышь, тебе слово не давали! Вообще молчи, я в курсе, как ты с моей женой по кустам обжимался!