— Ты, что ли? — прохрипела я, обернувшись. Расставила руки так, чтобы и створки не закрылись, и чтобы она не смогла войти. А мне и не нужен был ответ, всё читалось в её тупом выражении полного шока. Она хлопала глазищами так, будто упорхнуть отсюда хотела.

— А бабой быть нужно! — вдруг заверещала она, сделав пару шагов к стене. — А не роботом. Ясно? Ты ж домой приходишь затемно, в выходные уже в семь утра пыхтишь своей иномаркой у меня под окнами, вместо того, чтобы мужу блинчики печь. Деловая вся такая, куда нам до тебя? Лицо вечно задумчивое, будто в мозгах твоих что-то копошится умное. Но я-то вижу, что дура ты последняя. Женщина рождается, чтобы боготворить своего мужчину, чтобы делать его жизнь ярче, слаще, комфортнее. А ты? Эх… Жопу свою только по бутикам, спа и спортзалам таскаешь, вот только что-то она больше не худеет у тебя! Застыла бесформенным мешком картошки, за который и ущипнуть брезгливо.

Её яд фонтаном расплескивался, топя все вокруг отравляющей завистью.

— А ты прям жизнь мужчинам раскрашиваешь, да? — внезапно захохотала я, осматривая свою «соперницу» с ног до головы. Бархатный халатик в цветочек, очевидно, свекровка шила, чтобы к семейникам в рябинку подходило. На ногах резиновые стоптанные на один бок шлепки ядовито-желтого цвета, надетые на розовенькие носочки в сердечко.

— Конечно! Потому что каждый должен знать своё место, Люда. А ты заигралась, фифой важной прикидываешься, а сама из себя ничего не представляешь.

— Ну, слава Богу. Хоть кто-то глаза мне раскрыл. А то жила, как дура последняя, за тридцать семь лет так мудрости женской и не познала. А ты молодец. Шустрая. Лен… Кать… Как тебя там?

— Камилла, — обиженно шмыгнула носом рыжуха и даже решила расслабиться, решив, что я прям правду ей говорю.

— И выглядишь отлично. Сколько тебе?

— Тридцать девять, — захихикала она и стала кружиться, демонстрируя врожденную худобу и подростковую угловатость. Она уж и забыла, что мы, вообще-то, мужика здесь делим с ней. Сияла, как витрина в кондитерской, все поглаживала себя по халатику и кружилась… кружилась… Мотыляя копной тусклых кудрях.

— Ага. А что ж ты за тридцать девять мужика-то себе не нашла? Ну такого, своего, чтобы и жизнь его раскрасить, и борщом накормить, и любовью задушить? Что ж ты душишь женатых? И много их у тебя? Ещё соседи имеются?

— Чтооо? — соседушка стала заикаться, а по щекам поползли пятна.

— Ты старайся, Лена. Лучше старайся. Хочешь, я тебе фломастеры подарю? Хорошие, чтобы водой было не смыть…

Дверь в подъезде хлопнула, и уже через мгновение между нами встала старшая по подъезду, моя хорошая знакомая Маша Иванецкая.

— Маш, а есть у нас чат такой, чтобы не проблемы дома бесконечно обсуждать, а поздравлять соседей?

— Нет, но если надо, создам, — Машка среагировала быстро, простиснулась в кабинку рядом со мной. — А что?

— Да вот рыжая тут, оказывается, скучную жизнь моего мужа раскрашивает. Представляешь? Так вот поздравить хочу всех женщин нашего дома, что личная проститутня завелась, — нееет… это я сейчас была заведена так, что уже никто не мог меня остановить. Мне-то что? Пошепчутся, да забудут. А вот её будут стороной обходить, как прокаженную. — А ты продленку берешь? Ну, мы можем мужиков своих перед работой заводить…

— Гадина!!! — заорала она и потянула ко мне свои руки с длинными наращенными ногтями в тон сланцам.

— Физическая расправа? Не боишься заявления в полицию? Я такие душещипательные перлы умею писать! Закачаешься… Нин, да пока они доберутся до сути, трое суток в КПЗ тебе обеспечено.