– Ну, как же, мама? Мы же оставили его под елкой!

– Оставили, – кивнула Лада.

А имя-то какое… Услада Синичкина.

Так, бери-ка себя в руки, Бурменцев! А лучше сразу за шкирку и на выход. Если не могу выгнать “залетных птичек”, то придется уехать самому.

А выгнать я их, естественно, не могу. Воспитание не позволит. Совесть загрызет. Да и в целом… нравятся они мне. Забавные такие. Живые. С их появлением даже эта совершенно неуютная дорогущая квартира в новостройке, которую я подумывал продать за ненадобностью, второе дыхание получила. Ожила.

Хотя, конечно, с причинами появления четы Синичкиных в моем доме разобраться все же придется. Завтра. С самого утра начну терроризировать Нинкин телефон, пока трубку не возьмет. А то сегодня что-то подруга не торопилась отвечать ни на один из десятков моих вызовов.

– …и уехали! – продолжала сокрушаться Маруся, активно жестикулируя.

Что там было?

Что я пропустил?

– И все равно я не понимаю причины твоего волнения, Марусь!

– Мам, да я же говорю, а вдруг Дедушка Мороз наши подарки чужим детям под ту елку поставит? – искренне возмутилась мелочь с хвостиками, ножкой топнув, – а как же мы с Левушкой?

– Да, мам, надо ср-рочно забрать елку! – выдал потрясающее умозаключение молчавший до этого пацаненок.

– Какую елку? Что значит, забрать? Дети, сладкие мои, ночь на дворе!

– А мы быстро, мам, – подскочила на ноги девчонка, будто уже вот-вот готова сорваться из дома. Прямо как есть, в пижаме.

Решительная дама растет, однако.

– И на чем я вам ее повезу? – уже чуть ли не взвыла Лада. – На метро? И как я ее тяжелую и огромную с игрушками потащу? Синички, ну пожалейте!

Дети замолчали. Переглянулись и… на меня свои глазенки устремили.

– Дядя Р-рома, а у вас есть машина? – спросил Лев деловито.

Я улыбнулся, кивнув:

– Есть, – кажется, уже понимая, в какую сторону ветер дует.

Смышленая шпана, умны не по годам.

– А вы хороший мамин друг?

Ну, как бы вам, дети, сказать? Насколько вообще можно быть друзьями, впервые в жизни встретившись.

– Хороший.

– А друг в беде не бросит, – заявила Маруся. – Я в песне слышала! А у нас настоящая беда, дядя Рома!

– Какой еще песне? – вздохнула мама бойких двойняшек. – Где вы только этого нахватались? От бабули, да? – сморщила свой вздернутый носик Лада. – Вот говорила я маме при вас слова фильтровать, что вы у меня как губки, на лету все впитываете. Так нет же…

– Не-е-ет, мам! – встал на защиту любимой бабули Лев, насупившись. – Это же из мультика, ты что, не знаешь? Нам его в садике показывали!

– А еще мы все вместе ее поем.

– Так, все! – взмахнула руками Лада. – Время уже почти двенадцать часов. Давайте, синички. Никаких сегодня елок, писем, песен и ночных поездок. По кроватям, оба. Со всем этим будем разбираться завтра! У вашей мамы уже голова кругом!

– Ну, ма-а-а-ам, – законючила шпана, но в этот раз девушка была непреклонна. Решительно с места поднялась, за ладошки детей схватила и под их яростные протесты в спальню гостевую повела, на выходе из кухни бросая, извиняясь:

– Я сейчас, только уложу их и вернусь.

А я тут неожиданно для себя понял, что сижу на кухне совершенно не к месту. В такое время и правда все нормальные люди уже по кроватям, десятый сон досматривают. А я тут мало того, что заявился, так еще беседы беседовать собрался. Лада с ног валится от усталости, дети капризничают, и я тут сижу, памятник собственной беспардонности.

Поэтому прежде, чем успел сам сообразить, сказал:

– Знаете, я, наверное, поеду, господа синички, – сполоснув кружку из-под чая, перевернул я ее на раковину, выходя в прихожую.