Подобные ситуации зачастую встречаются при проведении даже очень серьезных работ, но это неправильно, поскольку они должны исключаться на подготовительных стадиях и не отвлекать участников работ от решения своих основных задач. Об этом порассуждаем позже. А пока расскажу еще об одной удивительной истории, связанной у меня с Сары-Шаганом, которая органично вписывается в рассказ о жизни и службе большинства испытателей полигона.
Так можно и жену потерять
Эти события развернулись в день приезда моей жены Людмилы. Как обычно бывает в таких случаях, на этот день была запланирована очень сложная и ответственная работа по планам проводимых испытаний. На полигоне и в части сложился порядок, когда для меня были обязательными контроль подготовки и присутствие на каждой такой работе. Я не пропускал ни одной испытательной работы. Специфика этих работ состояла в том, что в планируемые сроки они никогда не укладывались, поскольку в процессе их подготовки приходилось брать многочисленные так называемые задержки (экспериментальная техника была слишком сложная, а ее надежностные характеристики – слишком низкие).
В полной мере в этот эпохальный для меня день проявилась вся специфика испытательных работ. Начали готовиться к работе с утра, а провести ее удалось только к одиннадцати часам вечера. Времени для того, чтобы добраться до Сары-Шагана до прихода поезда, осталось достаточно, правда, при этом надо учитывать, что уже ночь и времени потребуется больше. Садимся с Виктором Грошевым в командирский ГАЗ-69 (добрая душа «папа» Атаян – командир нашей части) и очень аккуратно едем на железнодорожную станцию встречать долгожданный поезд.
Приехали часа за полтора до прихода поезда. Кругом темнота, хоть глаз выколи. Не знаю, как сейчас, в то время ни одного фонаря у железнодорожного вокзала и на платформе не было. Честно говоря, мы с Виктором изрядно устали – такой насыщенный день позади: с раннего утра на ногах, очень трудно шли испытания, все на нервах. Да и дорога неблизкая и сложная. Потянуло в сон. Вроде бы и время есть, решили покемарить, но с подстраховкой. Спрашиваем солдата-водителя: «Спать хочешь?». «Нет, – отвечает, – я не устал и сегодня хорошо выспался». «Тогда вот тебе полбуханки хлеба и килограмм колбасы, ешь и следи: как подойдет поезд с правой стороны, сразу нас разбудишь». Он вроде бы задачу уяснил, и мы с Виктором тут же «отрубились».
Сквозь сон слышу спокойный голос водителя с вопросом: «Товарищ капитан, а это не наш поезд стоит?». Сон как рукой сняло. Смотрим, действительно стоит поезд. Спрашиваем: «Откуда пришел?». «Оттуда…», – и показывает направо. «Давно?». «Нет, минут двадцать». «Какого же… кляпа ты до сих пор молчал!» – и, уже не слыша его ответа, бегом несемся в кромешной тьме вдоль поезда к тому месту, где должен находиться наш вагон. Ужас, охвативший нас, был вполне объясним. Ведь мы прекрасно знали, что Людмила везет с собой ворох всякого рода вещей и ей одной с этим ворохом не справиться. Кроме того, вагон до станции Сары-Шаган был последним в составе, и его на этой станции должны были отцепить и отогнать на запасные пути в отстойник. Хорошо, что хоть поезд еще стоит, но в голове мелькают жуткие сюжеты.
Подбегаем к вагону и видим такую печальную картину: на земле сложена груда из коробок, сумок, ящиков, и посреди этой груды стоит, съежившись, маленький человечек, который едва успевает прошептать: «Где же вы были?», как я ее заключаю в свои объятья. Мы начинаем тут же оправдываться, что такой бестолковый у нас водитель, хотя мы здесь уже торчим несколько часов. Но это уже совсем неважно. Важно другое: родненькая моя добралась нормально и попала в мои объятья, из которых не могла, да, я так думаю, и не хотела вырваться в течение почти сорока последующих лет.